Сибирские огни, 1993, № 7-12

него отцу. Тот, чтобы старший сын услышал, стал учить младшего: «А вы все вместе соберитесь н сыграйте ему где-нибудь «темную». В подъезде подкараульте». Край­ няя обозленность отца против старшего сына объясня­ лась тем, что масла в огонь подливала уже не живу­ щая с ними мать. Стремясь ущипнуть отца побольнее или просто преувеличивая все со свойственными ей умением делать это и нежеланием давать оценки своим действиям, она к месту и не к месту начала живо на­ хваливать старшеь'о брата младшему, где-либо встре­ чавшему ее. Вспомнила она и сделанные Сашей из досок и труб на замену отцовой, с гвоздями вместо крючков, вешалку для одежды и отвергаемые отцом в свое время полки для цветов и книг. Генка все добро­ совестно рассказал отцу и передал материны слова: «Отец всю жизнь тележного скрипа боялся, а сын...» Дальше Генка забыл, но сказанного отцу было доста­ точно, чтобы считать старшего сына единомышленником матери и заговорщиком против него, родного отца. Он, отец, так и не вышел на отпущенные ему миро­ зданием жизненные круги, а теперь и не выйдет на них никогда. Уже он, сын, подчеркивая старость, весь в стремлении обогнать его. Отсюда-то и рождалась смеш­ ная заносчивость отца. Впоследствии, чтобы утвердить­ ся, он попробовал ухаживать за Ольгой. Об этом уха­ живании художник узнал от Ольги самой. Но он сразу понял, откуда это в отце и потому в случае чего винил бы не его, а только Ольгу. И вот сегодня она вновь пожаловалась ему: «И за руки меня ловит...» И эта ез стыдливо-откровенная фраза тут же прочно соединилась с виденным им объятием его жены старшим зятем: «Значит, сама даешь всем повод лезть к тебе». Художник стал искать лестницу, чтобы приставить к лазу на сеновал. Его переполняла ненависть ко всем людям. Лучше сюда, в сено, навоз, в тартарары, но только бы от всех подальше. Он обошел стайку и хлев один раз — не нашел, пошел во второй и тут увидел лестницу, прислоненную к стене внутри выгона. Значит, подниматься наверх надо там. Он открыл ворота выго­ на, который почти полностью заняла Красава, и тут же залез туфлями в навоз. Ступить же на чистое не было возможности — корова снова переступила к воро­ там. Он постоял на одной ноге, взглядом в полутемно­ те отыскивая, куда шагнуть еще. И, решившись, опус­ тил вторую ногу — подальше от первой. В темноте опять