Сибирские огни, 1993, № 7-12

Сережка оттолкнул Юрку, чтобы поднять репро- дуьщию. — Подь ты на хрен, птицевод! — обозлился Юрка. — Ты мою индивидуальность не трогай,— неожидан­ но твердо и даже высокопарно, хотя и тихо проговорил Серега. — Индивидуа-а-альность,— ошеломленно от такого книжного слова из уст ветродуя громко передразнил Юрка и вызывающе толкнул его, сидящего на корточках и бережно расправляющего репродукцию.— Подь ты на фиг, хрен моржовый, расселся тут, не пройти. От неожиданного толчка Сережка повалился на бок, как недавно плясавший да не выдержавший темпа его отец. Он поднялся, широко, по-блатному, расставил руки и ноги, выпятил подбородок, скорготнул зубами, напружинился и в прыжке заехал по-жирафьи долго­ вязому Юрке кулаком в лицо; — Получай! От удара Юрка мешком перевалился через скамью, смешно, беспомощно зацепившись за нее длинными но­ гами. — Ой, Юрочку убивают! Юрочку! Ой...— заголосила теща за заступника, кормильца: старший зять по весне под картошку огород трактором перепашет, по осени корове сена привезет. Муж Аникита в расчет у нее по­ ка не шел. Опешив вторично, Юрка освободил ноги от скамьи, на карачках выбрался на свет и стал растерянно ис­ кать глазами, чем бы огреть Сережку. — Ну, харя тюремная, я тебе сейчас сделаю. Сде­ лаю сейчас...— увидел он голубей и, подскочив, сунул руку в клетку. Мгновенье — и в руке, теряя перья, бе­ лым огнем забилась птица. Еще мгновенье — и голова чаечки зажата между пальцами, а уже обезглавленное тело бессильно колотит крыльями по полу, разбрызги­ вая кровь. Вот брошена на пол и голова. Розовыми веками прикрылись на ней человечьи глаза, и белым облачком порхнула к небу кроткая голубиная душа. Серега стал белее белого пера его мертвого голубя. — Ты... ты, волк рваный! Сука! Гадюка! — он вновь бросился на Юрку, но тот, осатанев от собственного кро­ вожадного поступка, сграбастал недопитую бутылку и с размаху ударил Серегу по голове. Удар был таков, что из бутылки вывалилось и зазвенело по полу дно, а по лицу Сереги хлынула водка.