Сибирские огни, 1993, № 7-12

спозаранку, в темноте за окнами, растопленную печь и только потом пошла на подворье. Даже через темные окошки было видно мерцание с вечера хрусталем за­ сверкавшей в доме новой капроновой тюли, от накрах­ маленной новизны же запузырились, утром еще раз тщательно расправленные, красивые, в цветах, шторы. — Не, я не хочу есть. Рано еще. Ну, а где же фа­ т а ?— выгоняя выпитой, поднесенной Сережкой, водкой ее пьянящие слова, возвращался художник к первона­ чальной сути его присутствия здесь. — Фата? Саш, ну зачем старухе фата? — Старуха тоже мне. А фата положена невесте-то. По-ло-о-ожена,— он опять едва-едва не ошибся, не сдал­ ся и не отхлебнул от все еще протянутой ею чаши с ее пьянящим, что-то прячущим, голосом. Сглотнул комок и тут же выдавил его обратно:— А вот Светку, Ольга, я тебе не отдам. Не отдам, говорю,— он смотрел на жену, сведя и насупив брови и силясь донести до нее (а может и до себя самого) окончательный, беспощад­ ный смысл своих решительных слов.— Она моя дочь и я не допущу, чтобы к ней прикасался какой-то чужой мужик. — Будто у нас здесь бывают чужие мужики. Если же ты о Сережке,— а тут еще иногда ночует и твой родной брат,— то это просто глупо и смешно с твоей стороны. — Конечно, твой черт, твой мужик тебе уже не чу­ жой. Конечно. И тебе поэтому опять смешно. Тебе всю жизнь смешно. Вот и смейся. Смейся. Ты не жена и не мать. И не. женщина. Ты... Ты — крокодил! — А ты не крокодил? Ты не крокодил? Ты сюда ругаться приехал что ли? — Ольга тоже повысила го­ лос. Потом, как-то сразу сникнув, опустилась на другую табуретку.— Не кричи, Светку разбудишь. Не будем }кить — давай разменивать комнату. Я тоже имею пра­ во на жилплощадь. У мамки весь век ютиться я не со­ бираюсь. «Не будем жить» — смысл этих слов он уловил еще как-то не очень, но они были с просьбой к нему, но с просьбой гордой, спрятанной — и он это понял. Будто взрыв в нем прогремел. Непрошенная радость вновь за- колошматилась в груди: все еще можно вернуть. И это, видно, теперь зависит только от него, от его слова. Он поднялся и даже как-то по-хозяйски подошел к окну. Осень ткала свой лиственный ковер и щедрой ру