Сибирские огни, 1993, № 7-12
запрыгай дочь до неба и оглушительно завизжи от во сторга, даже заплачь. Будто и не дочь вовсе шептала, а она, Ольга, сама себе шептала. — Почитай, почитай,— и опять без крика, с расста новкой тем же шепотом. «Боже, Боже ты мой, какая она уже большая! Боль ше меня! — ужаснулась в себе Ольга.— Больше, больше меня, дуры!» Ей не нужно было даже разворачивать письмо для дочери — было оно и без того прямо-таки вывернуто на показ всем глазам. Видно, долго она так сидела на кры льце, потому что убежавшая Звоночек возвращалась к ней дважды или трижды, пока не вспомнила, не оша рашила: — Мама, а мы с тобой тоже ведь письмо папе на писали. Баба диктовала, а я писала! — Что-то? Письмо? Отцу? Письмо? И помалкиваете! О чем письмо? — О том, что картошку выкопали, что дядя Слава к тебе сюда приезжал... — Сашутка что ль об себе весточку дал? — Василиса тоже стояла на крыльце за спиной дочери, держа ведро с пойлом для Красавы. — Папа, баба, папа! — Ну, и чё он тама пишет ваш папа? Откликнулся наконец! — Пишет: понял, что сам виноват, что сам... ду рак,— сама себе удивляясь за это «дурак», засовывала Ольга письмо в конверт.— А вы, мама, где это весь день сегодня? Не у дяди Аникиты ли опять? Ах, мама, мама... 31 Женщина в черном бархатном платье грудным, высо ким, волнующим голосом читала перед рабочими обоих мартеновских цехов Пушкина, Фета, Кольцова. Саша не отрывал от нее глаз. Потом она взяла гитару и села — нога на высоком, тонком каблуке на ногу,— длин ными пальцами изящно тронула струны и запела соч ным контральто. Он стоял в кабине сталеварского пуль та, смотрел на печь с бушующим внутри пламенем и уже в который раз не вспоминал — наяву видел перед собой женщину в черном бархатном платье, выступаю щую в красном уголке.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2