Сибирские огни, 1993, № 7-12

хин, подходя в начале смены к печи.— С кем ты тут без меня ночку ночевала? И печь что-то лопотала, рассказывала ему. Они хоро­ шо понимали друг друга, ведя душевные разговоры. Будто не сталевар был у многотонного и грозного агре­ гата, а русский мужик в избе. Вот-вот, сняв с пода готовые хлеба, полезет он на теплую печную лежанку. — Тебя как зовут-то? — спросил в мойке через две недели совместной работы Коняхин. Он только что вы­ шел из-под горячего душа, под который вставал сам не менее горячим и мокрым после смены. Подолгу ре­ гулировал краны, чтобы вода была едва терпимой, по­ том варился в этом кипятке, неразличимый в плотном пару, невидимкой покряхтывал в ответ на замечания и шуточки да, ухая, торопливо приговаривал: «Нич-ч-чё, Нич-чё, жар кости не ломит, а тот не сталевар, кто го­ рячего боится». После душа лысая голова Коняхина делалась розовой, гладкой и блестящей, как молодой картофельный клубень, с которого только что аккурат­ но сняли тонюсенькую кожурку. Лицо излучало солнеч­ ное сияние. Голос делался мягким, добрым. Саша не ожидал запоздалого вопроса, поэтому не понял, что это к нему, и не ответил. Он уже оделся и причесывался. — Я спрашиваю, как тебя кличут-то? — повторил вопрос Коняхин. — Меня? Саша. — Значица, Саша. Саша-художник. Нас и нашу печь, значица, станешь рисовать. Ну, а к чему в подручные-то пошел? Взял бы бумагу, карандаши и так, в сторонке где-нибудь рисовал. А ты вдруг на печь, в подручные. Здесь, Саша, рисовать некогда, здесь бумага с огнем не дружись. — Э-эх, Никитич,— вмешался тоже уже одевшийся и достающий расческу из кармана первый подручный, студент-вечерник Панаровский.— Художник же уди­ виться сначала должен. Художники и поэты сначала удивляются и только, когда у них по-настоящему инте­ рес просыпается, тогда они его на картинах или там в стихах передают. И люди видят этот интерес и вос­ торгаются,— повязывал галстук Панаровский.— Вот и тебя, Никитич, для твоего интереса и для истории стра­ ны наш художник изобразит. — Шутил Мартын, да спрятался под тын. История и без меня, кумекаю, обойдется. И мне тут не до кар-