Сибирские огни, 1993, № 7-12
Картина не шла. И художник чувствовал себя обез доленным, неуверенным. Сейчас он боялся теплых рук жены и пугливо их отталкивал, видя себя откуда-то сбоку со всеми своими незаконченными делами. Он бо ялся незаслуженной для себя сейчас ее ласки, боялся еще более сделаться маленьким и жалким и тогда уже совсем не нужным для ее рук. Через неделю Ольга опять явилась домой с опозда нием на сутки. От нее пахнуло вином. 14 Художник ехал, а за окном вагона, будто сорвав все запоры, вновь пошел снег. Он заметал обратную дорогу и кружил, белым пламенем зажигая уже пустые, с ку чами картофельной ботвы огороды, дома, стога сена. «Зачем тебе теперь жить? Тебя ничего не ждет впе реди»,— смотрела на художника свинцовая, сплошная стена вагонного окна, полей, неба. Краски пропали. На всем лежала серая безысходность. Но ведь была же, была жизнь. Последним из родителей забирал художник Звоночка из детсада. Случалось, что Ольга в последнее время за держивалась на работе — у нее был годовой отчет. И на этот раз, пождав-пождав ее возвращения, он сам помчался за дочерью. Пока Звоночек одевалась-обувалась, он слушал вос питательницу. Но прямо в ухо гудел Павел Безруков, тоже пришедший в детсад за внуком; «Слыхал, наш «Металлург»-то наклепал сегодня москвичам? Четыре — ноль! Это же надо, а? Не испугались столичных и по казали, что и мы не лаптем щи хлебаем! Саньк, ты по моложе, пошустрей, возьми-ка завтра и на меня билет. Седьмого у них вторая встреча...» С другой стороны перед ними обоими распиналась воспитательница Наталья Борисовна; «Товарищи роди тели! Я много раз ставила вас в известность о том, что бы вы не давали детям ни конфет, ни печенья в детский сад. Наедятся сладкого, потом за столом модничают». «А соленый огурец можно? — доверчиво смотрел с кор точек вверх, на Наталью Борисовну, Безруков.— От них аппетит, от солененьких. А то он, постреленок, ни до ма, ни тут, наверное, ни черта не жрет». Художник не услышал ответ воспитательницы, пото
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2