Сибирские огни, 1993, № 7-12

она дождичком на сыру землю и уйдет в нее навсегда, а на этом месте вырастет картошка... Стук прекратился. Юрка громко помянул Генку и за­ молк, должно быть, пошел к сеновалу. Художник поду­ мал, что надо бы выручать брата, но вспомнил, что тот ушел с отцом. Юрка, удаляясь, уже вновь орал под ок­ ном. И по мере еь’о удаления вновь чистым, ласковым делался ее голос. Он неожиданно представил, как мог бы сейчас написать портрет Ольги. Каким образом пе­ редается в ней этот восторг? Откуда Он берется? Ну, конечно, из блеска в ее глазах. Но от чего блеск? Холод­ ная рассудочность отстранила, отодвинула его от рядом лежащей полужены. Он профессионально искал призна­ ки, которыми природа передает сокровенное в человеке. Такой был момент. Он, блеск, от ее слез. Слез, вызван­ ных восторгом. Восторг же — от ее души, но слезы — от восторга. Слезы и передают восторг. Сухие глаза не блестят. Все здесь завязано в круг. Недаром кто-то сказал, радость и слезы друг за дружкой ходят. Ольга опять подняла голову и с явным облегчением от того, что за окном стихло, зашептала со звонами в голосе: — Помнишь, Саш, твои дед с бабкой, когда она умирала уже, о любви разговаривали? Помнишь? Ну, вот и то, хоть и умирала. А мы, еще молодые, о смерти любви что ли будем говорить? Или нас уже нет? Я хо­ чу, чтобы не могла больше без тебя обойтись, а ты без меня не мог бы. Ну, ладно, уйдем мы друг от друга навсегда, а встретится каждый из нас с кем? С тобой в ком-то другом я ведь никогда не встречусь. А, значит, и с собой такой, какая есть. Так же и ты, Саш, с собой не встретишься. И, выходит, всякая встреча каждого из нас с кем-то другим будет с чужим. Не с родным. И жизнь будет не своя собственная, чужая чья-то. Она видела появившуюся в нем за их разлуку его независимость, чувствовала незнаемые ею немалые пе­ ремены в его жизни. Они отзвуками в репродукциях его картин в журналах доходили до нее, и ей страстно хо­ телось в его жизнь. Она-то здесь — неприкаянная, без серьезных занятий... Она с легким волнением и грустью вспомнила его чудаковатое лицо, когда он с какими-то изумлением и восторгом рассматривал ее, голую жен­ щину, в своей постели в первые послесвадебные месяцы: вот, оказывается, как ты интересно устроена! И тогда только окруженная его каждодневной пристальностью,