Сибирские огни, 1993, № 7-12

закружить, зацеловать, но тут же — в который уж раз!— задержал себя. Они чужие. И не он, она преда­ ла его. Это ему необходимо помнить и не менять своего убеждения. Он ей не нужен. Ольга неслышно приблизилась к нему. Он, извест­ ный, не так давно самый близкий ей человек теперь был отстраненным, непонятным, и ей хотелось сломать эту убивающую ее его непонятность. Вот и сейчас он будто не слышит ее. — Все ушли,— прошептала она осевшим голосом. Прокашлялась и растерянно добавила: — Саш, я там по­ стель уже постелила. Иди, ложись. Вот сейчас он будет в ее кровати, она опустится в нее рядом с ним, подушка под тяжестью ее головы сом­ нется, ее глаза опустятся до уровня его глаз, их плечи соприкоснутся. От ожидания этого ей сделалось жутко и радостно. Более жутко и радостно, чем когда пришла их самая первая супружеская ночь. Но тут же какая-то неподвижность зависла в ней, тоска сжала горло. Саша оставался на месте. И она одна опустилась и села на кровать. Нет, ей нельзя рассыпать остатки того, что в ней еще сохранилось. Так уйдет последнее, что в ней еще сохранилось. Так уйдет последнее, и жить будет совсем невозможно. Она у мамки в доме, рядом сестры, родные стены, но теперь рядом была и пустота. И сей­ час ей хотелось унестись в Новокузнецк, в их райскую комнатку, где все так нежно и сладко в присутствии Саши и Звоночка. Она уже видела, как они втроем ле­ жат в одной кровати, а в темноте светится огонек тихо­ нечко включенного Сашей транзистора. — Где лечь-то? — художник стоял у кровати.— На диване мне, что ли? — А? — очнулась она.— Ложись сюда, Саш. Здесь никто мешать не будет. Он разделся и перебрался к стене, молча лег, заки­ нул руки за голову. — Саш, а как ты дома один сразу-то на двух подуш­ ках спал? — с легкостью в голосе спросила она, чтобы как-то растормошить его, приблизить к себе вновь. — А я не на них, я — между ними,— грубовато бурк­ нул он.— Как между чьими-нибудь чужими грудями. Тепло и мягко. И безо всяких волнений и сердечных болей. — Саш,— тронула она его за руку,— ты почему так говоришь? Ты меня все еще простить не можешь, да,