Сибирские огни, 1993, № 5-6
Владимир ШИШКИН, доктор исторических наук ОСТРОВ СМЕРТИ в современной западной и отечественной историографии сущест вуют различные трактовки того, что получило название «советская модель социализма». Сегодня наибольшим признанием пользуются две ИЗ" них. В соответствии с первой концепцией советский режим идентифицируется с коммунистической утопией, а его руководители называются социальными реформаторами. Лейтмотив второй кон цепции звучит примерно так: преступный режим вершил престун- ные дела, в результате которых судьбы подвластных ему народов обернулись национальными трагедиями. Доминирующую идею пер вой концепции, пожалуй, наилучшим образом иллюстрирует на звание неоднократно переиздававшейся за рубежом книги М. Гел лера и А. Некрича «Утопия у власти». Квинтэссенцией второй концепции может послужить название другой популярной книги «Большой террор» Р. Конквеста. Несмотря на существенные различия, обе концепции имеют пра во на существование, поскольку, с одной стороны, советский по литический режим не оставался неизменным, с другой, в богатой противоречиями и контрастами советской истории при желании можно найти реальные факты для обоснования взаимоисключаю щих П 93 ИЦИЙ. Поэтому многое зависит от ракурса, под которым исследователь изучает советский строй, от тех нравственных и научных ориентиров, которые он берет за точку отсчета, в качест ве критериев. От этого, повторяю, зависит многое, но далеко не все. Принцип научной объективности диктует необходимость не пременного соблюдения двух условий; системно-функционального подхода к анализу советской действительности, во-первых, и пол ноты, всесторонности информации о ней — во-вторых. Выполнение обоих условий всегда давалось исследователям с трудом. Не буду называть объективные причины того, почему так обстояло дело. Их много, и в каждом конкретном случае они различны. Подчеркну другое: исследователи, работавшие в русле первой концепции, находились в более предпочтительном положе нии, чем их оппоненты, исповедовавшие теорию тотального терро ра. Первые располагали довольно обширным и доступным корпу сом источников, тогда как вторые довольствовались преимущест венно фрагментарными данными или косвенными свидетельствами. В качестве примера соТилюсь н а'А . Солженицына. Предваряя ос-' новной текст «Архипелага ГУЛАГа», он счел нужным отметить: «Я не дерзну писать историю Архипелага: мне не досталось чи тать документов». Напомню также, что на здесь же самому себе заданный вопрос («Но кому-нибудь когда-нибудь — достанется ли?») писатель был склонен ответить скорее отрицательно, чем утвердительно. Скеп тицизм А. Солженицына имел под собой серьезные основания; «У тех, не желающих вспоминать, довольно уже было (и еще будет) времени уничтожать все документы дочиста».
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2