Сибирские огни, 1993, № 5-6

ницы назвал мне два адреса, но оба хозяина отказа­ лись, оказали—брюки не нужны, да лишних дооок нет. Помню — я села на улице возле какой-то стайки и долго не могла остановить рыдания. Потом поднялась и хо­ дила уже как автомат из дома в дом с одной и той же просьбой. Уже потеряла надежду, когда в конце Совет­ ской улицы дверь избы открыл какой-то дед, взял Ко­ лины брюки и сказал, что сколотит гроб, за которым я к вечеру могу придти. «Только,-говорит,— рубанка у меня нет, не обессудь, будет из нестроганных досок». Было, наверное, около трех часов дня, и я почувст­ вовала, что хочу есть. Была я все время голодна, но до этого забыла о голоде. Мама дала мне с собой пять руб­ лей из наших последних оставшихся денег, в столовой я похлебала какую-то похлебку, в голове прояснило, и я спохватилась—надо же рыть могилу! Когда завхоз ут­ ром открывал сарай, я видела там лопату, теперь схо­ дила за ней и пошла на кладбище на край села. Вы­ брала место повыше, начала копать. Земля там песча­ ная, но дело подавалось медленно, была я слаба от по­ стоянного недоедания, к тому ж(е сильно^ устала. Но тут из находившегося возле кладбища райпромкомбината вышел после работы какой-то мужчина и, увидев, что я девчонка копаю одна, сходил за лопатой я мы вместе копали часа два. Но докопать не смогли, я вовсе выби­ лась из сил, а надо было еще идти в другой конец села за гробом. Кое-как доплелась до того деда... Старик дал мне гроб и самодельную двухколесную тележку, чтобы увезти. Наверное, есть в человеке какой-то охранительный механизм, который как бы вычеркивает из памяти са­ мое страшное, самое тягостное. И все же много невоз­ можно, да, вероятно, никогда нельзя забыть... В сарае я одела Колю в его оставшуюся одежду, Марию Влади­ мировну крест-накрест завернула в рваное одеяло. Бы­ ла она стриженная, легкая, кожа да кости... Потом я села возле Коли, достала тетрадный лист в клетку и карандаш, которые были у меня в сумке. Не знаю, за ­ чем брала с собой, может, хотела написать на почте письмо? На тетрадном листке стала рисовать мертвого Колю. Дверь в сарай оставила открытой, было светло, в мае уже белые ночи. Слезы застилали глаза... Всю ночь я просидела в сарае, идти было некуда и не к ко­ му, а рядом был мертвый брат... Утром повариха дала мне стакан какого-то киселя