Сибирские огни, 1993, № 5-6

бы Вы знали, как больно было это видеть, как человек огромной воли и характера как ребенок плакал от радости, от волнения, от жалости И я его так давно не видела — почти год, с тех пор, как Вы были здесь в апреле. Милый мой Александр Васильевич, может мне не надо вовсе так писать Вам, но мне очень горько и, видит Бог, нет никого более близкого и дорогого, чем Вы, к кому я могу обратиться со своим горем. Вы ведь не поставите мне в вину, что я пишу Вам такие невеселые вещи, друг мой. И еще — совсем больна тетя Машд Плеске®, ей очень нехорошо^^. Если с ней что-нибудь случится, для меня это будет большой удар. Во многие дурные и хорошие дни она умела быть больше, чем другом мне, и у меня всегда было к ней чувство исключитель­ ной нежности и близости душевной. Господи, хоть бы что-нибудь знать. Простите меня, моя люби- м'ая химера, весь вечер пришлось сидеть с посторонними людьми и делать любезный вид; слава Богу, я одна сейчас и могу гово­ рить с Вами не о еде, погоде и политике, а о том, что тяжелым камнем лежит у меня на сердце. В эти горькие минуты, чего бы я не дала, чтобы побыть с Вами, взглянуть в Ваши милые тем­ ные глаза — мне было бы все легче с Вами, дорогой Александр Васильевич. Ю марта Сегодня я получила письмо из Кисловодска — отец мой умер И-го/27 февр[аля], не приходя в сознание. Как странно терять человека, не видя его — все точно по старому, комнаты, где он жил, его рояли, веши, а я никогда его больше не увижу. Мы все, дети, в сущности не много видели отца — всегда он был в разъездах, дома много работал. Но с его смертью точно душу вынули из нашей семьи. Мы все на него были похожи и ли­ цом и характером, его семья была для нас несравненно ближе, чем все остальные родные. Александр Васильевич милый, у меня не спокойно на душе за Вас эти дни. Где Вы, мой дорогой, что с Вами? Так страшно жить и самое страшное так просто приходит и «несчастья храб- )Ы — они идут и наступают и никогда не кажут тыл». Только бы ’осподь Вас хранил, радость моя Александр Васильевич. Где-то далеко гудят фабричные гудки — какая-то тревога. Но не все ли равно? К этому и ночной стрельбе мы так уж привыкли... Правительство сегодня выехало в Москву* и сейчас уже в го­ роде начинается брожение. Едут броневые автомобили — как будто белой гвардии, действующей в контакте с немцами; по крайней мере красная гвардия тщится с ними сражаться. Но ее очень мало и надо полагать, что не сегодня — завтра П[етрогра]д будет в руках белой гвардии, состав коей для меня несколько загадочен. Откровенно говоря, все это меня мало интересует. Ясно, что революция на излете, а детали мерзки, как всегда. Я и газет не читаю, заставляя С. К.® излагать мне самое существенное. Воло­ дя Р.® все еще в тюрьме и неизвестно, когда его выпустят, т. к. следствие по его делу еще не было (2 недели). Е. А. Беренс^ играет довольно жалкую роль большевистского техника по морским делам, бессмысленность которой трудно объяснить, т. к. флота фактически нет довольно давно — вся команда разбежалась. Господи, когда же будет хоть какое-нибудь разумное дело у