Сибирские огни, 1993, № 1-2
езно и доверительна,— непьюшший, тамостоятельный. — Дак нездешний, ли че ли? — Зачем нестешний? — на минутку как бы отупе ла Хабибулиха, но тут же хохотнула, упруго шевель нулась на взвизгнувшей лавке — и непонятно было: то ли робеет назвать жениха, то ли не торопится об радовать. У Вани стало тоскливо на сердце. Он встал и, ни чего не сказав, вышел. Оказалось, что Та-исью уже невозможно не выдать. Это был удар и, хоть и прикрытый, но все же позор. И Ване было неловко перед сестрой за ее поступок, и полное отчуждение семьи. В первый запой он скре пился сердцем, выпил стопку — и под удивленными взглядами покинул застолье. Близился день свадьбы. Нужно было вступать в родство с Ганькой. Ваня толь ко что с ума не сошел от дум. Ночью ходил на сы рую могилу брата, надеясь, что там откроется выход, свыше укажется путь, но на том скорбном бугре толь ко широко и безгласно шумели ели, да гудел под яром неодушевленной массой Енисей. 27 Хоть Катюша и съехала, но между ною и Ваней сохранились отношения светлые, как у брата с сест рой. Он помогал ей по хозяйству, вместе ходили по грибы и ягоды. «Видно, мы теперь уж ничего не по нимаем»,— ядовито усмехались старухи, видя, как они направляются в лес... В сосняке глохнет звук. Земля на вершок устлана ржавой иголкой — ничего не треснет, не хрустнет под ногой. В воздухе пахнет талой смолой. По узенькой, извилистой тропке вышли к оранжевому, будто под свеченному изнутри бугру. Здесь и там провалы нор. Ваня прилег у одной. Катя тоже. — Слышишь? Она не слышала ничего, кроме шипящего шороха хвои в вершинах сосен. И вдруг ухо уловило тонень кий, едва слышный писк, как будто провели травин кой сквозь стиснутые зубы. Ваня взглянул — она ра достно кивнула. Теперь писк звенел не переставая, как будто там, под землей, копошились, звали мать котята.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2