Сибирские огни, 1993, № 1-2

Саманная— иэба иль хата — мне все равно она изба! Пусть не украсила когда-то ее наличников резьба. И не было конька над крышей, и по карнизу — рушничка. Подсолнушек, смешной и рыжий, тянулся с крыши в облака. Невысока, негорделива — Кораблик белый над прудом. Ее оплакивала ива и (оглашал) июньский гром. Она — из детской ранней рани плывет в вечерней тишине. Там звон малиновой герани и «ванька мокрый» на окне. Там с потолка свисает зыбка, старуха нянчит малыша. На долю сетует не шибко ее крестьянская душа. Там невысокое крылечке И земляной на кухне пол. Там украинское словечко В язык российский вплел хохол. Играет солнце на воде, переливается, искрится его ничтожная частица, а солнышко — бог знает где! По направлению лучей что стоит солнце обнаружить. Гляди — опять по краю лужи сто сразу вспыхнуло свечей! Берез холоднее свеченье с его червленым серебром напоминает в чае вечерний еьце далекий майский гром. Тропа, утоптанная взгорком, над черным полем поднялась. И веточка сосны прогорклой через недельку рухнет в грязь.