Сибирские огни, 1993, № 1-2

что-то собирают среди выброшенного на песок ледяно­ го крошева. Снова исчезают в кабине, КАСЕМЬСОТЫЙ разво-, рачивается к реке, замирает и, будто сорвавшись с цепи, с грохочущим, набравшим обороты двигателем, бешено кидается в воду и гонит, гонит клубящийся рыже-лохматый вал в мою сторону. Река проги­ бается, обнажает позади макушки камней, над поляной носится торжествующее ржанье железного дьявола. Трактористов не видно, они в кабине, и кажется, трактор все делает сам: любо ему давить, топтать ре­ ку, швырять на берег куски ее истерзанного тела. КАСЕМЬСОТЫЙ валит прямо на меня, на омут, я машу руками, кричу: там же лилии, кувшинки, там жили когда-то русалки. Но трактор прет и прет, я ед­ ва успеваю отскочить за осокорь. Вал катится на берег, взламывает лед над омутом, перемахнув через кусты, катится к осокорю, за кото­ рым я прячусь. Выплеснутый на берег омут черной лужей затапливает поляну. — Что вы делаете? Зачем?! — кричу я, но не слы­ шу собственного голоса. Оставив на поляне лужи, лохмотья жухлой тра­ вы, водяной вал скатывается в реку. Из кабины вы­ прыгивают трактористы и, проворно бегая по берегу, что-то выбрасывают из ледяного крошева, кидают в жестяные ведра. Под осокорем лывка, что-то в ней плещется, пла­ вает, шевелится. Рыбешка. Малек. Карасик с копееч­ ку, ерш, окунек в полмизинца, но с различимыми уже по бокам поперечными полосками. Чебачишка, щуре­ нок — все вместе, все в одной лыве. Насобирав горсть мелщзги, несу полуживых малышей к реке, но, не до­ неся, роняю. Весь берег трепещет, бьется; дергая хво­ стиками, мелюзга пытается из последних силенок по­ лзти, вниз, домой, в реку. Окуньки, щурята, налим- чик в ноготок, еще налимишка, но уже усатенький. Всюду по всему берегу запутавшаяся в траве, в кус­ тах рыбешка-мелочь отчаянно бьется, царапается, но все тише, замирая, замерзая. Я собираю, что еще шевелится, отогреваю дыхани­ ем, кидаю в воду. Радуюсь, если замечаю, кто-то по­ плыл, сначала плашмя, боком, потом, придя в себя, исчезает в глубине.