Сибирские огни, 1993, № 1-2

будут историей в документах моего ПЕРЕХОДА в мир, куда уже, быть может, утром призываюсь. Спал я мало, но крепко и проснулся свежим, пол­ ным энергии. Сомнения рассеялись, я был спокоен. Одевшись, прошел на цыпочках через комнату жены. Она не проснулась, разметавшись под кружевным по­ крывалом. Я замер в смятении: не жестоко ли посту­ паю по отношению к любящему созданию, уходя тайно? Спящая казалась мне юной, беззащитной, как и многие-многие годы назад. Сердце мое 'сжалось, но жребий брошен... Прежде чем уйти, быть может, исчезнуть навсег­ да, также на цыпочках я подошел к окну моего дру­ га. Она не проснулась. Прощай! Люблю! — повторил я слова записки, направляясь к калитке. ...Я стоял на крутояре; над лесистым кряжем раз­ горалась заря. Из небытия ночи вырисовывались реч­ ные дали, плыло еще под темными небесами одинокое облачко. Золото зари вспыхнуло в знакомой излучине с нависшей старой березой; еще вчера я закидывал с нее удочку! Все это будет хранить мое сердце, что бы со мной ни случилось! А вспомнят ли меня, когда я буду да­ леко отсюда, это одинокое облако, мой осокорь, кув­ шинки и лилии, чьи корни дремлют сейчас на дне омута? — Здравствуй,— говорю я осокорю. Патриарх, готовясь к зиме, сбросил летнее свое одеяние, поляна устлана длинными листьями, крона сквозит, на самой верхушке между сучьями виден пле­ теный шарик гнездышка зяблика. — И прощай,— говорю я ему. Я готов; сердце мое бьется ровно и мощно. Я спо­ коен, но мне грустно. Узник, который много лет про­ был в заточении, поймет меня. Также с грустью огля­ дывает он в последний миг свой каземат, решетки на окнах, запоры и засовы, веря и не веря, что впереди свобода. Ах, свобода, мечта прекрасная. Огоньком в ночи она поманила меня, я слышу звук ее трубы. Я готов, Я спокоен... Я смотрю прямо на солнце, огромное, медленно вырастающее над увалами и речными далями. Пади,