Сибирские огни, 1993, № 1-2

но сказать, друг, очень хороший художник, добрый, безобидный человек. Повесился он ровно в полночь, это установили су­ дебные эксперты, а из газетной заметки следовало, что уход совершился в ночь с четверга на пятницу! Ничем не примечательная, скажете вы, деталь, согла­ сен, для всего человечества пустяк, но только не для меня. Потому что в ночь ухода художника была та именно ночь с четверга на пятницу, когда мне был ВТОРОЙ ГОЛОС, ночь, которую я провел на крыльце вплоть до третьих петухов, после которых бригадир Пашка включил электродойку и скотники поехали за подкормкой. Эта была ночь, с которой начался ДЕНЬ РЫЖЕГО ГОНЦА!.. Мастерская художника располагалась под крышей десятиэтажной башни, весь ее верх — стекло, и, если ночью выключить свет, в мастерскую падал свет звезд. Петлю художник приспособил очень высоко, под самым потолком, висел он странно — лицом вверх, как бы следя за движением звезд. Я помню, в Луго­ вом-Мокром ТА ночь была тоже звездная, и что уди­ вительно, метеорологическое наблюдение это было от­ мечено в сухом милицейском протоколе. Художник всю жизнь ходил в каких-то «истах», какие-то ему приписывали отклонения, я слабо разби­ раюсь в течениях и терминах, но в новейшее по­ тепление моего дрУга простили и уже не столь сурово корили за безыдейность и за то, что картины его по­ купает Япония. Стали его куда-то даже выбирать и делегировать, но странно, художник никак на это не реагировал. Как жил, так и продолжал жить, только стал еще молчаливее, ушел еще больше в себя. Пробиться в мастерскую к нему было трудно, ме­ ня же он приглашал, потому, наверное, что к живо­ писи я не имел никакого отношения, а говорить об ис­ кусстве и вовсе не умел. Сидя в расшатанном трехно­ гом кресле, я листал иноземные журналы с картин­ ками, а он, положив на колени ватман, что-то, гром­ ко сопя, рисовал, у него была такая привычка — со­ петь, работая. Я приглашал его пожить, поработать в деревне, он загорался, начинались даже сборы, но вскоре, чем-то отвлеченный, художник остывал. Я привозил ему мед и ягоду дикую, и не единожды рассказывал про по­ лянку с патриархом-осокорем. Однажды художник