Сибирские огни, 1992, № 5-6
Но вряд ли великий русский мыслитель мог предположить, что в то время, когда человек научится угадывать погоду, в стране будет так называемая «эпоха застоя», которая именно в науке пустит наиболее глубокие и губительные корни. В 1972 году началось мое многолетнее путешествие по родной Томи и по вехам ее бед и несчастий. Я открыл жертвенный харак тер реки и ее безысходное будущее для себя и постарался об этом рассказать людям. Я увидел смысл своей жизни в том, чтобы з а щитить родную реку и ее берега или хотя бы попытаться это сде лать. Не Солнце ли, столь необычное в том году, повлияло на мои поступки и мысли? Я делюсь этим предположением с Дьяковым, и он увлекается: — Может быть, может быть... Под влиянием солнечных вспы шек Природа в полный голос заговорила о своих отношениях с че ловеком. Все конфликты обострились, выявились, заставили по смотреть вперед. Потом снова заговорил о метеорологической науке; — Во всяком случае в метеорологии 1972 год станет вехой зна менательной. Все-таки был спор, столкновение мнений, а это бес следно пе проходит. Борьба мнений раньше развертывалась вокруг любого ключевого вопроса в науке. Так, вплоть до конца XIX века находились ученые, которые продолжали скептически относиться к периодической системе элементов, которую Менделеев открыл еще в 1867 году. И лишь тогда, когда он на основании этой системы предсказал существование новых и неизвестных элементов, споры улеглись. Дьяков вспоминает «Диалектику природы», рассуждения Фрид риха Энгельса о Солнечной системе планет, установленной Копер ником еще в XVI веке. Система оставалась гипотезой вплоть до того момента, когда на ее основе французский астроном Урбан Ле- верье в 1846 году очкрыл планету Нептун. Энгельс считает, что именно с этого момента система Коперника из гипотезы стала те орией. — Так вот, — заключает Дьяков, — в практике познания наи более верный путь установить истинность любой гипотезы — это предвидеть на ее основе соответствующие явления природы. Я и встал на этот путь еще четверть века назад. Над Темиртау снегопад. За его пеленой не видно окрестных гор. Мы так и не дождались просвета, чтобы направить телескоп в небо, сделать сегодняшний рисунок Солнца. — В следующий раз, когда Вы приедете, мы начнем сразу с об серватории. И в той, новой, на горе Улу-Даг, побываем. Анатолий Витальевич говорит о предстоящей встрече как о дав но решенном. Между нами установилась та близость, какая бывает между людьми, вместе пережившими некое потрясение. Он, опять в рубашке с короткими рукавами, выходит проводить меня до калит ки и берет с меня обещание, что непременно приеду. У калитки мы расцеловались. — Я к вам непременно вернусь, Анатолий Витальевич!
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2