Сибирские огни, 1992, № 2

ощущал, произойди с ним несчастье, и все распадет­ ся, утратится порядок. Он и мысли не допускал, что на его месте нынче мог быть другой. И он старался, чтоб никто не догадался о его болезни, но с каждым днем скрывать ее было труднее, а однажды в глазах стало темно, и он ничего не видел и намеревался по­ звать адъютанта, но, к счастью, скоро опять мог раз­ личать движение войска, хотя и в общих чертах. Уж не сказал бы, какие конкретно части проходили ми­ мо и про их вооружение не знал, улавливал лишь об­ щее движение войска, упорное и терпеливое; не роп­ тал и был доволен, хотя бы и тем, что открывалось с помощью слуха и ощущений, когда выпадала необхо­ димость, при посредстве адъютанта мог отдать при­ каз и сказать, что нужно делать, все ж темнота, что в какой-то момент обрушилась, насторожила. А когда это повторилось, попросил адъютанта, тот уже о мно­ гом догадывался, чтоб был повнимательней и следил за его лошадью: как бы чего не испугалась и не вы­ казала слабости хозяина. Однажды генерал стоял на пригорке и наблюдал общее движение войска, в сущности уже ничего не ви­ дя перед собой, как вдруг явственно разглядел чело­ века, которого знал, только почему-то не мог вспом­ нить, кто он и откуда?.. Но через какое-то время вспомнил, да, да, это человек, в ком почувствовал ду­ шевную силу и способность умело пользоваться этой силой. Мужичок невидный, человек божий, смотрел на него с жалостью и намеревался что-то сказать. Это намерение отчетливо угадывалось по тому, как он хмурился и был строг, все ж не утрачивая из ^уз­ ких длинных глаз с толстыми желтыми бровями, на­ висающими над ними, жалости, а еще и по тому, как в худом, остром, странно неподвижном лице что-то дрогнуло, и без того гладкая, тугая кожа на скулах натянулась, сделалась тускло посверкивающей, на­ пряженной. Генерал ощутил напряженность в лице у странника, и она передалась ему, хотел бы, чтоб тот ие медлил и сказал, чего хочет, но странник молчал. Генерал задумался и улг не чувствовал движения вой­ ска, что было для него и — отчая земля, отнятая ко­ миссарами, и родимый дом, о котором и не скажет: был ли, нет ли, может, только кажется, что был, а на самом деле там, в тревожном отдалении, как и в памяти, одна пустота?.. Все нынче точно пыль, по­ пробуй-ка собери, если даже опять пройдешь прежни