Сибирские огни, 1992, № 2

Белинский, по словам П. А, Анненкова, был человеком, «который всю жизнь искал основных принципов идеально благородного суще­ ствования на земле, который был < ...> одним из замечательнейших моралистов своей эпохи < ...> Он одинаково принимал нравственный элемент исходной точкой всякой деятельности, жизненной и литера­ турной...» И. А. Гончаров писал о Белиььском: «Наконец, у него были постоянные увлечения или влечения < ...> они составляли основу его честной и прямой натуры: это влечение к идеалам свободы, правды, добра, человечности, причем он нередко ссылался на Евангелие...» В ссылке на Евангелие противоречия нет. Человечество за свою' историю придумало не одну систему ценностей. Но все они в своей основе, в св'Оем прьедельном выражении, в вечной тоске по Золотому веку очень похожи — это, прежде всего, нравственное, братское .обоснование человеческой жизни. И есть книга, в которой этическая норма сформулирована кратко и точно. Эта книга, конечно. Новый Завет. Весь вопрос упирается в средства достижения поставленной це­ ли, в то, чем оплачивается движение, это проблема Пути. Для человека, принимающего Новый Завет целиком, не частями, то есть человека религиозного. Путь — в следовании заповедям. Нач­ ни с себя, с ближнего, а остальное приложится, и помни, что ты — не бессмысленная песчинка в ужасных бесконечностях пространства и времени, явившаяся на миг неизвестно откуда и неизвестно зачем, что мир пронизан, просвещен Божественной Волей и в процессе эво­ люции просветляется, гармонизируется — это очень трудный Путь, ибо при поверхностном взгляде видишь лишь страдания человеческие, которыми уязвляется душа, да непереставаемую ложь, а любовь не­ заметна, потому что всегда негромка. Нужно побеждать в себе по­ верхностность и глядеть глубоко, настойчиво — этот Путь требует от человека духовного бесстрашия. Другие люди, «научно» не обнаружившие знаков Бога в земной жизни, отвергают Его и, в принципе принимая Христовы заповеди за этическую норму, предлагают «социальные идеи» волевого переуст­ ройства общества на разумных началах, это — путь революционный, потому что душа уязвлена страданиями человеческими и сил терпеть несправедливость никаких нет; но вот закономерная странность — не освященные Высшей Волей этические правила становятся очень под­ вижны, они могут в мгновенье ока превращаться в собственных пе­ ревертышей, появляется нравственный релятивизм, столь подробно исследованный Достоевским н столь страшно проявившийся в нашем несчастном двадцатом веке. При всей общности тоски, которой захлестывала любого неравно­ душного мыслящего человека николаевская Россия, тут Гоголь и Белинский — вполне антагонисты, тут начало и конец их внутрен­ них непроизнесенных споров, их непонимания друг друга. Белин­ ский выбрал себе второй путь. «Плоский гуманизм губит человека», — писал, имея в виду Белинского, Бердяев в свое книге «Миросо­ зерцание Достоевского». Плоский гуманизм — наименование весьма точное, наглядно-геометрическое. А Гоголь растерянно недоумевал — ну как же умный человек не может понять всей гибельности этого пути? , К вере в коммунию Белинский пришел не сразу, тому предшество­ вало несколько этапов. Его страстное желание истины, тем более ис­ тины в последней инстанции, его мучительное неприятие неправиль­ ности жизни, конечно, были симпатичны. В темном царстве мертвых душ эти искания как магнит притягивали к себе всякого, кто посреди