Сибирские огни, 1992, № 2

Моего отца 4 - мое собственное поведение — Не оказаться на 101-й версте или в тех же местах, где Н. Клюев». 3 марта 1941 года, незадолго до войны, . отец присылает и мне письмо, в котором напоминает об иконе, подаренной «крёстным», дает объективную оценку его роли в русской литературе. Надо от­ метить, несогласие с официальными ярлыками в то время тоже бы­ ло опасной крамолой. Говоря о существующем разнообразии шриф­ тов и почерков, отец замечает: «Насколько помню, на иконе, подаренной тебе Клюевым, имеет­ ся надпись вязью. М. пр., при твоем крещении Клюев изрек: «Отец был поэтом, крестный был поэтом, и крестник будет поэтом»,— насколько я понял, ты тоже пишешь нечто вроде стихов, я их еще не видал... Кто такой был Клюев Николай Алексеевич? По обличью своему он напоминал немного... Кузьму Крючкова, который на лубочных картинках изображался с восемью немцами, нанизанными на пику, нарисованного на 1-й стр. Только был человеком невоенным и д а ­ же совсем наоборот. Он был крупнейшим крестьянским поэтом XX века. Есенин — его ученик. Клюевым выпущено что-то около 16 сборников стихов. В стихах защищал деревню и мужиков. За что при царском режиме был на каторге, за это же самое находится в изгнании и сейчас (Нарымский край)». (Отец еще не знал о смер­ ти Н. А. Клюева.) «Клюева ты сейчас не поймешь, да и вообще, вряд ли когда-либо поймешь. Потому, что ты хотя крещеный, но неправославный, еван­ гелии и библии не читал, веришь не в бога, а в Карла Маркса, а также в происхождение человека от обезьяны по Дарвину, которо­ го ты упоминаешь». Надо сказать, что в 1941-м мне исполнилось четырнадцать лет, но я запоем уже читал и Блока, и Белого, и Есенина, ц Клюева, сборники стихов которых покупал у букинистов на Невском. Но, конечно, письма отца попадали ■в благодатную почву. Еще бы1 Отец лично знал моих кумиров. А Клюев, подобно Симеону, изо­ браженному на иконе, держал меня на руках да еще спас, когда я стал шалуном-подростком, от заслуженного наказания. Поэтому, сидя на уроке в классе, я буквально впивался в каждую строку отцовского письма, держа его под партой. В марте я получил сра­ зу дюжину отцовских посланий. Клюев был в центре внимания: «И еще о Клюеве. О нем ты прочитаешь. Его одно время в хре­ стоматиях именовали наиболее крупным представителем «кулац­ кой» поэзии. В тот же период Пушкина называли «крупнейшим представителем» буржуазно-помещичьей литературы. Николай Алексеевич несколько раз бывал в квартире, где ты живешь, и очень по внешности понравился Ивану Петровичу — бородой. В период, когда у тебя стал отчим, Клюев не ходил. И аря Катя сер­ дилась, Клюев — не я, он даже не желал вуступать на одних ве­ черах с теми, кого считал плохими. И поэтому почти умирал с го­ лода. У него есть одно стихотворение, где в зимнюю стужу по де­ ревне бродит бесприютный старик и просит хлеба. И когда его спрашивают, кем он был, он отвечает, что был знаменитым поэтом и защитником народа. Ясно, что Клюев не мог ходить к отчиму». Через несколько абзацев отец опять возвращается к волнующей его теме: «У меня не было и нет под ногами почвы. Я не придавал никакого значения славе, но как поэт кре-какой известностью поль­ зовался и стихи писать умею. Но теперь все, кто писал хуже меня, сумели себе'и карман набить, и орденов нахватать у них под ногами была почва... Они писали фальшивые сть1хи о Папанине,