Сибирские огни, 1992, № 2

чехлом кресло, сочувственно спросил о здоровье. Отражаясь от зеркального шкафа, пламя поблескивало на белом кафеле высокой печи, играло блестками на паркете. Я глядел на двух дедушек, удивительно похожих друг на друга почти как братья-близнецы. Оба с плотными, не слишком длинны­ ми бородками, важными усами, густыми темными бровями, выдаю­ щимися лбами, они казались двумя переодетыми священниками чему способствовали длинные, в скобку, волосы и тихая, нетороп­ ливая речь. Мне, сидевшему в стороне и рассматривавшему све­ женький том детской энциклопедии, надоело разглядывать картинки и захотелось обратить на себя внимание. Я ведь искренне был оби­ жен тем, что со мной не разговаривали эти два важных дедушки. Отложив -Потихоньку на кушетку толстый том энциклопедии, я под­ нялся со своего места и на цыпочках стал приближаться к кругло­ му столику, возле которого в креслах восседали дед и крестный. На столе лежал любимый дедо.м старый- кожаный кисет, прошну­ рованный красным ремешком. Дед набивал из него трубку. Сдел-ав несколько прыжков по скользкому, натертому воском паркету, я, как рысь, спрыгнувшая с дерев.а, вцепился в кисет .и не успели дед и Клюев сообразить в чем дело, я стремительно протянул кожаный мешочек к печке и кинул его в самый огонь. Вытащить его уже бы­ ло невозможно. Я столбом стоял у стола, ожидая реакции собесед­ ников. Но, ка.к ни странно, они не двигались, молчали. Видно, их просто охватило оцепенение от столь дерзкого и нелепого моего проступка. Наконец дед тихо сказал: «Зачем ты это, Гога, сделал? Это же мой любимый кисет...» Вбежала мать и, узнав в чем дело, немедленно пошла на кухню и принесла большой пучок прутьев от веника. «Я, папа, сейчас ему розгами поддам!» — сказала она. — Оставь, Катя, не трогай ребенка,— махнул дед рукой. — Не велика потеря,— присоединился к деду и Кдюев,— пе­ рееду в Москву-матушку, бисером вышитый куплю кисет и трубку турецкую с заморским табаком. Мы еще дым из трубы попускаем..,. На этом и закончилось мое наказание. Но случай этот я всегда • вспоминаю, когда вижу детские шалости. Хочется повысить голос, крикиуть на озорника, схватить подчас за ухо, но тут же воскре­ сает в освещении алого пламени дедовское болезненное лицо, его недоуменная улыбка, слышу мягкий, вкрадчивый, успокаивающий голос Николая Алексеевича Клюева: «Не велика потеря...» Еще один штрих, запомнившийся мне, шестилетнему мальчику, который, возможно, дополнит по'ртоет моего крестного. Как-через бинокль времени, вижу следующую картину. За белой скатертью, отставив чашки после чаепития, сидят дед, Клюев. Б а ­ бушка положила на стол толстую подшивку популярного до рево- . люции журнала «Нива». Николай Алексеевич перел'истывает стра­ ницы журнала, делает замечания. Я вижу: его внимание. останав­ ливается на номере, в котором помещено много фотографий, изо­ бражающих царя Николая, его жену и царских детей, придворную свиту. Тонким, длинным, не крестьянским, пальцем Клюев указы­ вает Ивану Петровичу на один из снимков: — Самого Романова, признаюсь, лицезреть не привелось, а вот его супругу — несколько раз. В Царском, в Федоро;Вском городке с Сереженькой, братцем моим милым, перед всей фамилией импе­ раторской стихи читали. Есенину царица часы золотые в благодар­ ность за выступление подарила, а мне ее наставник духовный — Распутин — перстень со своей руки снял и на палец при всех на­ дел, спасибо «за любовь к России-матушке» произнес; царевны и