Сибирские огни, 1992, № 2
рующий?» и когда она говорила, что, да, верующий, ее успокаивали: если так, то тюрьма его не сломает, он выживет. В этих словах з а ключалась очень глубокая духовная истина — опыт жизни со Христом и опыт молитвы, пусть эти опыты были и невеликими, помогали мне ежечасно во все эти страшные семь лет. Интересна судьба священной литературы, которая в лагере стро жайше запрещалась. Если ее находили, немедленно следовало суро вое наказание. У нас был Новый завет издания Московской патриар хии и он вместе с заключенными, при перемещении зон, несмотря на тотни обысков, проделал путь из Сибири в Центральную Россию, в Мордовию, затем на Урал. Как мне рассказывали старые заключен ные, только Господь спасал эту книгу. А иначе как объяснить, что даже самые опытные надзиратели не могли ее обнаружить. Когда кто-то из владельцев Нового завета освобождался, то книга переда валась по наследству. Таким образом, слово Божье всегда было с нами. Когда мой срок закончился (а просидел я «от звонка до звонка» семь лет) и я вышел на свободу, у меня была только одна мечта: стать священником, служить Церкви. Политика отошла в сторону, в прошлое, она потеряла для меня ценность. Первым архиереем, кото рого я встретил на воле и которого до сих пор поминаю и отношусь К его памяти с глубоким уважением, был владыка Вениамин Новиц кий, в то время архиепископ Чебоксарский и Чувашский. Он сам в свое время сидел в лагере и поэтому встретил меня, как товарищ по несчастью. До сих пор помню ту встречу и добрый радушный .прием. Я, конечно, надеялся, что владыка Вениамин рукоположит меня в сан. Но он вскоре скончаакя, и я оказался словно в пустыне. Конеч но, можно было уехать за границу, и многие мои друзья так и сдела ли, живут сейчас кто в Италии, кто в США или в других странах. Но для меня Церковь и Россия, осмысленные и сопряженные уже с лагерным опытом, стаага настолько неразрывны, что покинуть родину я никак не мог. Да, я знал, что на Западе существует Русская Зару бежная Церковь, знал, что там можно рукоположиться в сан, найти приход, но... слишком уж крепкой оказалась та связь, соединившая меня с историей родной Церкви и историей моего Отечества. Тем временем матушка моя окончила университет и по распреде лению ее направили в Сибирь. Я ей сказал: «В Сибирь по доброй во ле никогда не поеду, разве уж в ссылку...» Но пришло время и один из моих друзей по лагерю, сейчас он тоже священник в Иркутской епархии, позвал меня сюда. И вот здесь, в Сибири, милостью Божи- ей принял я сан и служу Церкви, и считаю, что это великое благо, великая милость, великое счастье, которого я недостоин, и за кото рое должен всегда благодарить Бога. М. Щ. С гостем из Аргентины Владимиром Дмитриевичем Белико вым мы разговаривали после того, как с докладом «Православие и современный мир» выступил на съезде известный публицист М. Ф. Антонов. На мой вопрос о главном впечатлении, которое он вынес из поездки на родину, гость с горечью ответил: — Самое страшное, что сегодня, несмотря на все демократические веяния, Россию убивают и распродают оптом и в розницу. А то, что- она стоит перед Западом с протянутой рукой — это... я просто не на хожу подходящих слов... — И, помолчав, добавил: — Доклад Михаи ла Федоровича Антонова, который мы только что прослушали, оп равдал мои десятки часов перелета и тысячи километров. Я услышал
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2