Сибирские огни, 1992, № 2

* * * Земля рассветная тиха... В углу бревенчатой избушки Под восклицанье петуха. Под равномерный крик кукушки Мне снится: льется по леску. Закатывается за реку Баюкающее ку-ку, Раскатистое ку-ка-ре-ку! * * * ...И бледно-палевый тростник Над гладью льда блестящей. Как будто облако, возник, Незыблемый, летящий. Как бы на землю пала высь; Соломины прямые Отвесно-узко пролились. Как струи ледяные. И струи я разнял рукой — Они легко качнулись. Впустили в мягкий шелест свой — И за спиной сомкнулись. И встали тучкой, не шумя, В небесном, легком дыме. И в высь взнеслась душа моя, В небесный холод, с ними! * * — Он служит кому! — Наверное, вашим. — Да нет, по всему. — Так, стало быть, нашим! — Да нет, по всему. — И вашим, и нашим! Кому, Не пойму. — Ни Вашим, Ни Нашим! Я по траве густой, спокойной Спущусь к холодному ключу. Я в тишине полдневной, знойной Неясный голос различу. Скрипит подсохшая осока! Шуршит темнеющий осот! Иль слабый, смутный издалека Мне память, память знак дает! От огородов, пашен, бревен Пришел размашисто творить. — Ты слишком оперно­ условен. Чтобы певцом народным быть. К другим воротам, нищий, босый. Пришел с сияющим лицом. — Ты слишком груб и неотесан. Чтоб стать вдруг оперным певцом. * * Отводит в сторону новинку, и вспоминает давний свет. И ставит старую пластинку Давным-давно прошедших лет. Не от любви глубокой, грустной Его горят, блестят глаза. Не от высокого искусства Их застилает, жжет слеза.