Сибирские огни, 1992, № 1

ступки, а касалась его чувств и делала их вялыми, ни к чему не влекущими. Впрочем, бывало и по-друго­ му, вдруг оказывалась заметною, и тогда непросто становилось справиться с нею. Вот и ньгаче он наме­ ревался поскорее позабыть о своей нерешительности, помнил и тогда, когда поднялся на холм и велел пре­ кратить огонь. Прислонился к стволу первого орудия и стал смотреть в сторону села, скоро возле капита­ на начали скапливаться батарейцы, и даже Иван Ды­ мов, сторонящийся разговоров, если не по делу, и тот пришел и тоже, как и все, глядел в сторону села, удив­ ляясь, отчего^ партизаны не открывают ответный огонь. Батарейцы с каждою минутою заметно ожив­ лялись, прюявляя нетерпение, слышалось досадное: Или перепилися там, зараза!.. Иль молодухи не пущают, за штаны держут? Черт те что!.. Батарейцы строили разные предположения, но ни­ кто не думал, что нету в селе красных, не приняв боя, отступили в степь, и к тому времени, когда сол­ даты шли по узкой, разбитой улочке, настороженно вслушиваясь в обвальную тишину и с недоверием об- зыркивая слепые окна, партизаны были уже далеко. Батарейцы не знали этого, а предположить не мог­ ли, когда же так и оказалось, недолго недоумевали и, все списав на неловкость армейской разведки, спешно и весело, подсмеиваясь друг над другом и раз­ мазывая по лицу липкие и грязные капли пота, зачех­ лили орудия и поставили в пристяжку. Вовсю старал­ ся Иван Дымов, радовался, что не надо стрелять. Жи­ ла-таки в нем, правда, теперь уж в малом устатке, по сей день не растоптанная, не смятая вера, и она тре­ бовала — не убий... Другое дело — Антон Коромыс- лов, ему не нравилось, когда бой заканчивался и за­ чехляли орудия. Он думал, не будет войны и у него за душою не останется ничего из того, за что нынче уважаем. А уважаем за хорошую стрельбу и за то, что умеет упрятать страх, и в любом случае сноро­ вист, спокоен, и нередко от его стрельбы зависит ис­ ход боя. Батарейцы впрягли лошадей и сдвинули орудия с места, и, все убыстряя движение, пошли по широкому тракту, норовя поживее оставить позади село, откуда вдруг начали доноситься крики и проклятья. А если случалась заминка и орудие залетало в колдобину, едва прикрытую темно-бурым, как медвежья шерсть,