Сибирские огни, 1992, № 1

рая не давала успокоиться. Происходящее за бугром было страшнее и ужаснее всего, что испытывал рань­ ше. Гринин прислушивался к стонам и проклятьям, словно бы падаюшим с неба, высокого и синего и ко всему безразличного, и дрожал мелкою, противною дрожью. — Господи, когда же все прекратится? Когда?.. Господи!.. — шептал Гринин и понимал, что это не его слова, чужие, бог весть откуда пришедшие к не- му, может, из далекой юности. А еше он шептал; «И сказал брат брату: прости меня, брат...» — и казался себе маленьким, слабым, никому не нужным в боль- шом мире. И странно, это словно бы успокаивало. И вот наступил момент, когда он ни о чем уж не думал, ощущал свою малость в мире, это ощущение приятно и не похоже на все, чем жил раньше, хотел бы срод- ниться с ним, сделать частью собственного существо, вания, пускай и не навсегда, коль такое невозможно, то хотя бы на час-другой. Но ощушение собственной малости в чистом своем виде пребывало в нем недол­ го, слабело, тускнело, пока и вовсе не исчезло. Гринин не сразу поднялся' на бугор и увидел, что происходило возле уродливо вздыбленного моста, чуждого спокойно катящему снежное крошево тече­ нию большой реки и прозрачному сиянию ясного си- бирского неба. Он увидел, как гибнут солдаты, его солдаты, и ударил коня плетью и тот, словно бы ис­ пугавшись, метнулся в сторону, но совсем не в ту, куда направлял хозяин, и встал... Гринин подумал, что его душевное состояние передалось коню, и тот заволновался, занервничал. Сказал мягче: — Ах ты, черт рыжий! Ну, чего же ты?!. Конь услышал, однако не успокоился, все так же дрожал кожею, эта дрожь была неприятна, Гринин, хмурясь, хлестнул коня плетью, но тот не сдвинулся с места, лишь еще ниже опустил морду. — Ну, чего же ты?.. — снова сказал Гринин и натянул узду, а потом резко опустил и крикнул, конь сорвался с места и закружил, закружил... Гринин не сумел совладать с ним и, досадуя и понимая, что на­ до спешить, спрыгнул с седла и побежал вниз, оста­ вив коня на бугре. Яростно работал пулемет, и падали солдаты. А небо изглублялось, и в лицо надувал ветерок. Но все равно Гринину нечем было дышать, сердце в груди 72