Сибирские огни, 1992, № 1

тогда, теряя сознание, понимал, что надо идти, надо спросить у Петьки... Правда, уже не знал, о чем бы спросил, и досадовал на себя. Он так и помер, ни об чем не сумев вспомнить. Пулемет все стрелял, стрелял, но уже не прицель­ но, а словно бы для порядку, еще оставались ленты и их следовало израсходовать. Однако и теперь нельзя было поднять головы, впрочем, никто и не пытался, в сердцах тех, кто еще жил, сдвинулось, и они с тру­ дом верили во все, что совершали минуту-другую назад, и не желали думать, что совершали не по ало­ му умыслу, по собственной воле. С той минуты, когда началось побоище, Гринин определил, что уже не в силах что-либо поменять, и отъехал... Он находился за бугром, сидя в седле, осво­ бодив из стремян длинные ноги и безвольно свесив их, горбясь и вздрагивая тоже длинною и безвольною спиною. Он сидел на нервно подрагивающем кожею рыжем короткохвостом коне, облокотившись о луку седла, и смотрел на большую сибирскую реку, по которой шла шуга, пенясь и взъяриваясь на перьекжтах, и хотел бы думать не о том, что нынче происходило за бугром, но не удавалось. Он мысленно видел тех, кто шел с ним жестокими верстами войны, и видел их не злы­ ми, а мягкими и добрыми, но вынужденными делать то, что никто за них не сделает. В мыслях жили дру­ гие люди, не те, что нынче за бугром, там дрались люди, о ком не знал или, во всяком случае, не желал бы знать, не понимал, отчего так получается, когда одни и те же люди вдруг становятся разными, как будто под одною оболочкою живут два человека и, люто ненавидя друг друга, все ж не расстаются, лишь на время уступая другому свое место. Печально, что и он такой, себя не обманешь. Что ни говори, а это он своим приказом бросил полк на, в сущности, уже побежденных людей. Он знал, живет в нем злая воля, что, однажды выплеснувшись, оказывается уже неуп­ равляемою. Правда, недолго держит его в своей вла­ сти, остывает и уходит, вместе с нею уходит и то, что ненавистно ему, и он делается опять похож на себя: умелого и слегка смущающегося своей умелости и отнюдь не жестокого человека. Так случилось и нынче, с той разницей, что к обычному смущению прибавилась растерянность, кото