Сибирские огни, 1992, № 1

ну. Милютин очнулся, поглядел на мужичка и тож« склонился над умершим и увидел, что руки у того крови и в стекленеющих глазах застыло горькоз, страдающее выражение. — Изошел кровью, несчастненький, — сказал мужичок, и Милютин удивился смущенной интона. ции, что прозвучала в голосе мужичка, словно бы он повинен во всем, что нынче творится и не только в камере, а и на земле. «Откуда у него вселенская виноватость?.. — со ему. шением, что передалось и ему, подумал Милютин. Иль не похож на нас мужичок? Иль мало ему своей боли и обиды, что берет еще и чужое, даже самое под. лое?..» Эта вселенская виноватость была несродною тому, что происходило в камере, но не могла не заинтере. совать Милютина, увиделась доброю, и нежною, чуждою безжалостному миру. Милютин подошел * мужичку и спросил, за что его, беднягу, держат камере, тот улыбнулся и ответил, что не знает, при. шли поутру и взяли... Помедлив, добавил: тут, поди, никто не знает, отчего нынче в камере, и, кто мучает людей, потехи для стреляя по тюремным окошкам, тоже не знают, отчего мучают и отчего стреляют, нынче никто про себя не понимает, время такое, люди словно бы потеряли в душе доброе и сильное и уж ни. почем не найдут... Мужичок говорил с виноватостью в голосе, что так поразила Милютина и на какое-то время отвлек ла от мысли, что мнилась единственно правильною, будто всяк на земле живет сам по себе и никому нету дела до другого, но скоро мужичок стал чудиться ди. ковинкою, заброшенною в чуждую ему жизнь, недол го пребывать диковинке на плаву, вот сделается вет рено, студено, и завянет, и уж никто про нее не вое- помнит. Кажется, все, кто был в камере, относились к му. жичку тоже как к диковинке, с одною разницей -- диковинка раздражала их, уводя из мира собствен, ных чувств, что единственно казались стоящими внц мания. И, когда мужичок начинал говорить, а гово рил он чаще про то, что больно ему не за себя, а ка тех, кто нынче возле него, люди морщились и не хо тели верить.