Сибирские огни, 1992, № 1

пулеметов суетливо и бестолково, не причиняя вреда красным. Он напрягся и почти рассмотрел суровые, стянутые злобною гримасою лица красноармейцев, идущих со штыками наперевес, сделалось неприятно и жутко, нестерпимо хотелось вобрать голову в плечи и бежать, бежать... Пропади все пропадом: и война, и люди с той и с этой стороны, озлобленные и знаю­ щие лишь одно — убивать!.. Возле Тернового суетился маленький шустроногий солдатик, в глазах у него прочитал то же желание, что испытывал сам: бежать куда глаза глядят, лишь бы оторваться от неумолимо надвигаюшейся красно­ армейской цепи. Все ж и Терновой, и маленький сол­ датик, и те, кто был на батарее, одинаково мучимые одним желанием, не сдвинулись с места, и не потому, что уступили безрассудству отчаяния, просто каж ­ дый понимал, что бежать некуда: позади толкалась, расплескиваясь, река, а мост отсюда далеко, в трех верстах, и там тоже шел бой... — Господин капитан, пропали!.. Терновой обернулся к солдатику и, кажется, ска­ зал что-то необязательное, было странно думать, что все кончилось и уж ничего не будет, но Терновой ду­ мал и удивлялся: неужто и вправду ничего не бу­ дет?.. И сибирского неба, искристо-белого и глубоко­ го, что так и осталось чужим и холодным, хотя и старался полюбить, и реки, по которой шла злая шу­ га, но ведь знал ее и другою, это когда попал в гос­ питаль и, слегка подлечившись, подолгу пропадал на ее берегах, впрочем, река тоже осталась чужою, хотя изредка отыскивалось в ней теплое и ласковое и на­ поминало о давнем. Да, ничего уж не будет, потому что не будет меня, думал Терновой. Появилось чув­ ство, что еще мало сделал в жизни, а если уж быть до конца честным, ничего не сделал, собирался что- то совершить, но не успел: сначала мешала учеба в корпусе, потом служба в армии, потом война, растя­ нувшаяся на долгие годы. В сущности, он принадле­ жал не себе, а обстоятельствам, которых волею судь­ бы оказывался слугою. То и обидно, что не принад­ лежал себе. Может, многое для него, сына мелкопо­ местного рязанского дворянина, по прихоти ли судь­ бы, по собственному ли неразуменью потерявшего все, что имел, и кто ничего уже не мог предложить единственному сыну, кроме связей в обществе, кото