Сибирские огни, 1992, № 1

Мы выходим с Кошкиным на вольный воздух, хочется спать или забыться, хотя теперь это даже приятно и вполне отодвигается на неопределенное время. Мы идем и неподалеку от РОВД встречаем Волковца. потом подходит еще кто-то, еще и еще. Я стою в сторонке и смотрю, как Кошкин, улыбаясь, рассказывает про шарфик, навер­ ное, или про автомат, или про конкурирующую фирму, так интересно показавшую себя в работе по диверсии, а кольцо вокруг него все утолщается, и несутся из него восклицания, смех и бодрые взмахи мужских рук. Я понимаю; Кошкин потому и не носит присвоенную третью звездочку на погонах, что слишком всерьез играет в непрекра- щающуюся эту азартную игру; он играет в нее по-настоящему, до самой смерти. Потом мы едем с ним в трамвае и по беспомощному русскому обыкновению говорим о политике, о как бы надо, а затем, оборвав на полслове, расстаемся, быть может, навеки, и я иду пеш­ ком, один, без Кошкина, и в дрожащей от перевозбужденья памяти всплывает у меня половинка спелой луны, фиолетовая в ее свете грязь у обнесенного проволокой забора из какого-то не то фильма, не то моего детства, и еще мысль-замета, что лет уж как с двадцать прекратили материальное существование липучие ленты от мух, лет пять как исчезло из киосков мороженое «пломбир», а в музыкальном магазине на площади Революции не купишь нынче обыкновенной симфонической пластинки за 1 рубль 45 копеек. Что через восемь лет по вражеским, то бишь дружеским, прогнозам ожидается полный развал нашей коммунальной системы хозяйствования из канализаци­ онных труб, водопроводных кранов и телефонных сетей, и я (в кото­ рый раз) начинаю увиливать от того простого ощущения, что прорва сил,^ надежд и сердечных иллюзий человека убухнуто в один гигант­ ский и лопнувший наконец мыльный пузырь, что настало, по пророче­ ству Андрея Платонова, время, когда за элементарную ныне (то есть в его годы) порядочность, за грошовую доброту, — люди будут объ­ являться величайшими сердцами, гениями и т. п., настолько (говорит он) можно пробюрократить, закомбинировать, зажульничать, заму­ чить обыденную жизнь, и уже после всего этого осторожно, очень ЭКОНОМНО и осторожно, я вызываю в своей памяти светлый лик отро- ка Александра из причелябинской нашей деревни, сумевшего пускай временно, неполно и хитростью приостановить наступление маФчи юных рыночных трясунов. Я вызываю его в памяти и хватаюсь обеи­ ми руками, как за спасательный круг, я держусь за него покрепче, за этот круг, за это отныне уж метафизическое для меня лицо, я держусь и уговариваю себя — ничего-ничего, возможно, как-то и оклемаемся потихоньку с Божьей помощью, выживем хоть бы какой-то частью, останется, быть может, от нас хоть что-то на приснобелом этом све­ те, хоть что-то, что-то... кроме черной золы да пустого пепла.