Сибирские огни, 1992, № 1

— Тебя посадили в машину и повезли в РОВД. А почему ты сра­ зу все не сказал, у дома же были. Они бы успели помешать. — Откуда я знал... — Скажи, — просит Вову Кошкин, — какой был тебе смысл ми­ лиционерам мозги компостировать? Какой смысл. Был смысл. Этот нескладный растрепанный Вова прикрывал собою как мог красивенького своего друга-везунца Ко­ стика, спасал его и выгораживал, а тот, друг-везунец Костик, в это время стращал групповухой четырнадцатилетнюю замороченную Свету. — Ну и что там было, когда вы вошли в квартиру? — Откуда я знаю?! — гнусавит-фыркает, поднимая плечо, Вова. — Меня ж туда не пустили. — А она. Света, какая выходила? Веселая? — Нет. Плакала. — Значит, ты не знал, что он собирается эту девочку изнасило­ вать? Вова задумывается. Пожимает плечами в мятой куртке. Получа­ ется, что он не знал. Вторую девочку он и не думал приглашать, а сказал только, что пойдем погуляем. А она убежала. Ну да, расклад тот же примерно. Увеличение и компенсация. Ма- ратик и Николай. А Кошкин потому уточняет все это у подельщика Вовы, что обязан проверить, угадываю я, в какой степени силой свер­ шилось изнасилованье. Да, и эту подлую мысль Кошкин должен отра­ ботать для очистки совести. Когда подельщик Вова уходит, я в свою очередь тоже проявляю добросовестность — били, что ли, Вову, любопытствую я, весь он ка­ кой-то поцарапанный. — Ну что вы! — устало и без улыбки успокаивает меня Кошкин. — Никто его не бил. Я верю ему. Итак, круг прокрутился и снова восемь ноль-ноль. За Агадыше- вым, пока допрашивался Вова, приезжали некие серьезные военно­ служащие и увезли его с собой. Как дезертир за все разом поступки он подлежит одному суду — суду военного трибунала. У Кошкина, таким образом, умыкнуто практически законченное дело, но, как мне сдается, жалеет он не шибко-то. «Избегая обвинительного уклона», пришлось бы ему отнестись к Костику с непредубежденным внимани­ ем, вникновением в пружины мотивов. Чего доброго, он и здесь до- разговаривался бы до чувства, что Костик-то вовсе не виноват, что при такой-то жизни Костик и не смог бы вылупиться из своего яичка чем-то качественно отличным, что... Впрочем, что ж фантазировать?! Забрали и забрали, с рук долой, из сердца вон. Подошедшего Матвея Иваныча Кошкин с особенным выражением близости насмешливо оповещает про сорвавшийся возврат Олежеком шарфика, говорит со смехом про рэкетиров, ехать к которым он отказался без автомата, про глупую поездку в военное училище, а Матвей Иваныч улыбается по-товарищески, поддакивает низким глухим голосом куряки и в за ­ ключение желает нам «хорошо отдохнуть после дежурства». Он то­ же, замечаю я, странный по-своему, Матвей Иваныч, замедленно ко­ сноязычный и болезненно кособокоыький, и он, что тоже делается от­ чего-то заметным теперь, как-то нечаянно и некстати сегодня добрый человек, потому и любит его, надо думать, мой Кошкин.