Сибирские огни, 1992, № 1

ждали. Рассказывались различные случаи про воинские части, про пропажи оружия... Молодой опер, который должен был быть с соба­ кой, но оказался по какой-то причине без нее, уснул стоя, привалив­ шись к стене и приоткрыв рот. Затем Кошкин, особист, военный про­ курор и я выходили еще наружу училища, за забор — осматривать возможные следы злоумышленников в подмороженной грязи. Прощались мы очень тепло, словно сдружились за эту короткую ночную поездку. «Мы-то понятно, — улыбнулся мне подполковник- особист, — а вы-то вот чего мучаетесь...» Прокурор, успевший расска­ зать на КП несколько интересных случаев, тоже прощался почти по- братски. Потом «Волга» отъехала от РОВД, и мы с Кошкиным вер­ нулись на свое дежурство. Лихорадка возбуждения не проходила, и что-то разогнавшееся внутри словно требовало себе пищи еще и еще, но на беду, лазая по военноучилищным лужам, я промочил себе ноги и уже хотел, чтобы все поскорее кончилось. Однако было ые все. Кончилась только лишь третья пачка кошкинской «астры». Причем я выкурил сигарет, навер­ но, пять из них, а Кошкин все остальные. Чайкин сказал, что новенького немного. Один угонщик автомоби­ ля, четверо пьяных хулиганов, два грабителя и кто-то еще. Что труп мужика-самоубийцы до сих пор не вывезен. Судя по всему, Кошкину предстояло допросить только подельщи- ка Костика. На другое-прочее времени дежурства уже не хватало. Поделыдик Вова Мы вернулись и сидели в дежурке. Было около семи. Сейчас мы докурим сигареты, возьмем из ИВС Костикового подельщика и на нем все закончится, — не так много. И как раз в эти-то минуты в вестибюль дежурки входят с улицы пожилые мужчина и женщина слегка словно виноватые и озирающиеся. Оказалось, они ищут сына сыночка, а сыночек их как раз Костиковый приятель и есть. Что-то видно, уже знающая про положение вещей мать «Вовы» (так они на зывают сына) просит Чайкина показать того, с кем он был. Чайкин предчувствуя жареное, без лишних слов подводит ее к каютному ок ну. Мать Вовы вскрикивает, всплескивает руками и с каким-то испу ганным злорадным восторгом сообщает всем, что это же Агадышев, он, он, Агадышев, что она узнала его и что все из-за него, это он, гад такой, всех парней во дворе с толку сбил... И на самой вершине волнения она вдруг сообщает важнейшую вещь. «Он же из армии дезертировал!..» — кричит она радостно, мотая туда-сюда головой — ну и ну, дескать. Это ж надо, Агадышев! Сержант открывает камеру, улыбаясь мне, как старому своему знакомому, что мне и лестно, и приятно. На единственной, привинчен­ ной к полу скамье без спинки — рядком, как курицы на насесте, дремлют, опустив головы, человек пять или шесть мужчин. Одного— высоченного и всклокоченного — сержант выводит к нам за рукав. Отец молчит, а мать воспитывает и причитает одновременно прямо здесь же в вестибюле, пока ее сын, догадавшийся, что она насмерть заложила его кореша, вызверевшись, не рявкнул;