Сибирские огни, 1992, № 1
в должностных рядах, расположенных выше Кошкина, человека, который бы сказал: <Работай, Кошкин, я тебе доверяю», — такого человека у нас уже нет. Повывели его, этого человека, А Кошкин жив. Пока. Агадышев, или Герой нашего времени Было так. Шли по улице две четырнадцатилетние девочки. Одна нз них ходила к отцу, который «живет отдельно», а другая, подруж ка, сопровождала ее. Девять вечера. Из какой-то подворотни выска кивают трое взрослых парней, один хватает за руку Свету — назовем ее так, — утягивает ее за собой в глубь двора, а вторая девочка, Светина подружка, убегает, чтобы сообщить о случившемся в мили цию. Волов открывает ИВС. Зовет Агадышева, фамилии которого ни я, ни он покуда еще не знаем. Он покуда «задержанный». «Паренек». Тот нехотя выходит (он лежал кемарил на лавке в камере), снима ет по требованью Волова ремень, шнурки с кроссовок. Вероятно, до гадываюсь я, при серьезных преступлениях так делается, чтобы «под следственный» не покончил с собой. Не удавился на собственных шнурках. — Холодно же будет! — говорит на это «паренек». То есть в кроссовках без шнурков. Жизнь, стало быть, продолжается и берет, как говорят мудрые люди, свое. Ладно. Зрачки у Агадышева огромные, черные, — то ли из-за камерной мглы, то ли от наркотической или алкогольной загру женности. Нас с Воловым он не хочет видеть и «не видит», скользя глазами, но уверенные приказы Волова понимает, выполняет беспре кословно и правильно. Мелкорослый, тоненький, смазливенький, кудрявенький. Волов на зывает его Костиком. Над верхней губкой у него реденькие усики. — Да, Костик, — глядя на расшнуровывание шнурков, говорит Волов, — плохо дело-то. Не в хорошую историю ты попал. Дело-то, Костик, серьезное. На что занятый делом и не видящий нас Костик неожиданно го ворит: — Мне шестнадцать лет. Тихо говорит. Словно бы случайно. Впроброс... Однако же мне этого достаточно. «Ничего себе! — сразу же задумываюсь я. — Ему, что же, не будет ничего, что ли? Несовершеннолетний? Или что? З а чем он это сказал?!» Волов, не говоря больше ничего, возвращает его в камеру. Я тоже, поблагодарив оперативного дежурного Волова, возвра щаюсь к Кошкину. Мне тошно и не по себе. Я захожу в кабинет, где перед Кошкиным сидит на стуле, на краешке стула... Света. Слегка курносенькая, женственно не сильная, желтенькие подкра шенные волосы торчат какими-то специальными пучочками. Очень приятная, симпатичная. Как-то ясно, почему этот шибздик Костик затащил именно ее. И понравилась,'и увидел, что справится. Тихо-тихо отвечает на деликатные кошкинские вопросы. Да, с подружкой. Да, шли отпрашиваться в деревню с отцом. Да, п а р н и б ы л и пьяные. Того,-который подходил, он назвал Геной. И о н сказал, что ему двадцать два года. Говорил: «Че орешь? Че орешь? Не пищи...» Да, это когда она возражала, что он за рукав схватил.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2