Сибирские огни, 1992, № 1
Задействованы большие начальники, прокурор. Где-то идут таинст венные, решающие нашу судьбу-индейку переговоры, а мы, я повто ряю, ждем. Сидя по-деревенски в кружок, мы ждем, что же с нами будет, а в вестибюльчик подле дежурки вваливаются два полупьяных парня и поначалу вежливо, а там все нахальнее требуют немедленпой выдачи из вытрезвителя какого-то «хорошего парнишку. Ара зовут». Его забрали незаконно, горячо объясняет один из них, с ободранным носом, его бы надо отпустить мельтам по-хорошему. Я-то тоже сегодня с ними, с «мельтами», и меня до раздражения поражает эта тупая однолинейная наглость. Видно, что вот этот ободранный — нездешний, какой-то кавказец, он не видит и не пони мает что тут и кто, но ему и в голову не приходит учесть это в своем поведении. Для него все «мельты» на одно лицо, и они все забрали хорошего парнишку Ару. Лейтенант из вытрезвителя сообщает: ни какого Ары у него нет. Вообще часа уж три никого не привозили, — но его не слушают, не слышат, а требуют «выдать по-хорошему». Кавказец показывает на свой нос, пугает вытрезвительного лейтенан та: «Отдай, слушай, а то я скажу — это ты со мной сделал...» Заме чательно! Причем я чувствую: я почти ждал чего-то похожего. Я вспоминаю себя в своей непростой и неблизкой уже теперь молодости, и как я вступился однажды за вталкиваемого в мотоциклетную ко ляску пьяного. Как в ответ на мою пламенную защитную речь (тоже не вполне трезвую) «мельты» выкинули из люльки подзащитного, а посадили меня. И как люто ненавидел я их в ту минуту. А сейчас столь же почти люто я ненавижу этого «ободранного». «Господи, — думаю я. — Научи нас, просвети нас, Господи. Спа си, сбереги, сохрани...» Разводящий наш сержант и вытрезвительный лейтенант мгновен но переглядываются после угрозы ободранного и разом начинают движение с двух сторон. Тот встает спиной в угол и по-боксерски пробует отмахиваться. Но они берут его. Они его берут, выворачива ют руки и уводят за обитые жестью двери вытрезвителя. Второй — он поумнее и поразумнее компаньона — уходит подобру сам. — На рэкет не едем! — просияв белозубой своей улыбкой, объяв ляет Чайкин. Слава Богу! Мы все незаметно переводим дух. Чайкин объясняет; этим будет заниматься другой РОВД. Похи щенный председатель уже дома, но он якобы сказал, что знакомые у него в Центральном, и он доверит дело им. Ну, кума с возу! — никто не собирается возражать. — Если хотите, — предлагает мне в укрепление дружбы и удли нение приятного Волов, — я открою вам э т о г о . Он берет связку ключей и идет, звеня ею и отблескивая яловыми голенищами, идет «открывать» мне всамделишного насильника, — автора судебного эпизода, за который несколько лет назад в зоне ой как плохо пришлось бы от самих зэков. Нынче же кривая нравствен ности упадает и там. Закон обезьяньей стаи и фаланги победил: пер вый бьет второго, второй третьего... Плюс еще знакомства, связи, конечно. Приобщенность к доминирующей силовой дуге. «Вы от И ва на Петровича?» — «Проходите...». Кошкин рассказал мне. Одна влиятельная дама в отместку за своего связанного с мафией сынка написала на Кошкина несколько «докладных». Она знала, что делала. Кошкин оправдался. Но объяс нительных написал несколько десятков. Потому что, как я понимаю,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2