Сибирские огни, 1992, № 1

Кунгерович вводит, рука на плече, Николая. Высокий, довольно-таки большой парень. Волосы коротко остри­ жены. Спортивная куртка синяя. Лицо —- сплошные угри. — Ну, — знакомо начинает Кошкин. — Расскажи-расскажи, Ни­ колай, как дошел до такой жизни-то? Николай пожимает плечами. Какой жизни? — не понимает. Что за «дошел»? Знать не знает, ведать не ведает, как известная ба­ бушка известного романа. С Маратом просто гуляли. Гуляли, а их позвали. Кто позвал? Откуда он знает? Говорит Николай плохо. Ну. Че. А я-то при чем? Короче. Наконец после четвертьчасовой терпеливой беседы маячит какой- то просвет. — Деньги нужно было, — роняет Николай. Кошкин дает понять, что ему не умно отрицать известные уже факты. У меня, объясняет он, времени-то мно-о-го, я тебя отправлю в камеру, потом позову, а толку не будет, так и еще. Николай нехотя признается. Да, — он, Марат, Нуда, Нурмухаме- дов какой-то, Афонька? Нет, Афонька не участвовал, его еще рань­ ше в милицию зачем-то вызвали. Да, это он, Николай, закрыл дорогу Саше, когда тот хотел выйти из подъезда. — А вчера, Николай? — задает вопрос Кошкин. — Вчера нет. Мы тока хотели. Ходили... Хотели трясануть, но не получилось. Кошкин и Кунгерович рельефно демонстрируют Николаю те не­ сообразности, что он допускает в своих показаниях. Кошкин (по-видимому, это прием) минуту глядит на него из-под руки, глядит и молчит. — Николай! Ты меня устал, — не открывая глаз, произносит он в завершенье. Сможет (смотрю я тоже на Николая) ударить он в лицо сапо­ гом лежачего? Да. Наверное. А женщину? Ребенка? Вроде, нет, — начинаю сомневаться. Поди, не пнет. Пожалеет. — Ты что дуру-то мне опять гонишь? — скороговорочкой окора­ чивает Николая Кунгерович. — С кем был на грабеже? И они перебрасываются с Кошкиным фразами, из коих очевидно, что в случае «дурочки» Николай окажется в камере с каким-то буьй- ным, который «тоже ничего не говорит». Наконец, приходит такой момент, когда Николай начинает расска­ зывать, как было на самом деле. — Кто тебя ввел? — спрашивает Кунгерович. — Афоня. Афонька. С парнями из ПТУ ходил на какой-то ансамбль, и у ник оказалось восемь билетов на десять человек. И один их парень сказал Нико­ лаю; иди к Седому («Он в рисовке? В наколке?» — уточняет Кунге­ рович). Седой сделает тебе. Николай пошел, и Седой сделал. Потом спросил: деньги надо? А после: приходи на базар. Николай и пришел. Там сперва сказали — ходи один, а видишь какого пацана, подзови и не надо ли, мол, жвачку. И — за киоск его. Я представляю себе. Мальчик берет у мамы деньги и в предвку­ шении новых рыбок или переводных картинок или корма для декора­ тивных попугайчиков приезжает трамваем на рынок. Гордый взрос­ лостью, идет вдоль заборчика к входу, и тут его окликает с заборчи­ ка прыщавый жлоб: «Эй ты! Жвачку надо?» Мальчику не надо, но он «взрослый», он хочет участвовать в серьезной вокруг жизни, а тут его зовут. Да и неудобно ему отказываться; что он, маленький или