Сибирские огни, 1992, № 1

Хотя... был у него случай, у Волова, когда сидел на берегу рыбак, а тут шли э т и , наводили порядок. Всех подряд шерстили. Подошли к рыбаку. Удочку отобрали, сломали. Поиздевались вдосталь и даль­ ше. Он сидел-сидел, соскочил, догнал и одного ножом ударил. И убил... Я его убеждал, говорит Волов, сознайся, ты ж оборонялся, а на суде прокурор сказал — вот если б он в момент нападения оборо­ нялся, тогда другое дело. И дали, прикинув, говорит Волов, дали мужику четыре года. Да, подтверждаю я. Он не оборонялся. Но не мог унижения смертного перенести... Неужели неясно это этому прокурору?! Волов пожимает упитанными своими плечами. Неужели с а м о е г л а в н о е так никогда-никогда и не попадет в наши пресловуто прекрасные законы?! — восклицаю я эдак ритори­ чески, а Волов благовоспитанно пережидает, когда я успокоюсь. После обеда Кошкин сидит за своим столом и пишет, дымя сырой и неприятно вонючей «астрой». Сигареты перед ним на столешнице— хочешь бери, закуривай, не хочешь как хочешь. Я смотрю, как он пишет, наблюдаю его. Он еше молодой по на- шим-то временам, ему тридцать лет. Женат, но бездетен. До армии поступал в штурманское училише — не прбшел по здоровью. В мили­ цию попал после армии. Друг пригласил в охрану. Охранял банки, обкомы и прочее. Работал оперуполномоченным ОБХСС по борьбе с фальшивомонетчиками. Агитировал отличать фальшивые деньги от настояших. Юридический кончил заочно. Следователь — с третьего курса. Внешность у него обыкновенная, даже чуть-чуть неловкая, словно он немного тугоух и потому «отстает» немного от огромно быстротекущей жизни. Что-то не умеюшее спрятаться за броню фор­ мы, человеческое. Между тем я уже уразумел, что как следователь он талантлив, у него чутье, что он, как говорят футболисты, м о ж е т . Подписывается он «старший лейтенант Кошкин», а погоны на нем лейтенантские. Когда присвоили третью звездочку, на оперативном совешании начальство о том не объявило. Ну а коли не объявило, считает Кошкин, стало быть для начальства он и остался лейтенан­ том. Работу любит, я уже вижу, но работать ему тяжело. И с началь­ ством, которое везде одинаковое, и в сушествующем порядке вещей, и с законами, и с судом. Каждый день в гору и в гору. На нерве. Курит, затягивается до кишок. Пишет. Перо аж повизгивает, не успе­ вая овлажняться чернилами. Олежек не вернулся «в осуществлении сговора и с целью совершения кражи...» — чи­ таю я случайную бумажку со стола Матвея Иваныча. Формулировка жизнедействия. Кошкин беседует с супружеской парой, у которой с о в е р ш е н а квартирная кража. Мужчина улыбается мне. Улыбка добрая, так и хочется в ней подольше побыть глазами. Он говорит, что, знать бы, обворуют, он поглядел бы тогда, понятно, номер у магнитофона. Магнитофон японский. «Ташиба». Самое сейчас ценное для джентльменов удачи. Жена поприметливее. На ручке, говорит,