Сибирские огни, 1992, № 1

отразилось и вопрос. Он, наверное, подумал, что я готов, и пора — бай-бай мне. Я тем временем крутил длинным хлеборезом над столом и делал свирепое лицо. Развязка, по моим рас­ четам, приближалась. Вот-вот придут, думал я и на­ прягал слух, со слухом все было плохо, уши заложи­ ло, и голову, и все заложило, — Серега мерцал перед глазами, как дух бестелесный. Ты нож-то положи, бра­ тишка, приплывали откуда-то издалека, из сфер иных, где парил он изящно, его слова, мало ли чего... Не положу! — вопил я, исполняй танец с саблями. — Во мне всегда зверь по пьяни просыпается, я так одного и проколол нечаянно, насмерть проколол, благодете­ ли потом еле отмазали... Жизнь себе сломал, в вашей вонючей дыре теперь торчу, но не сел, понял, не сел! У меня везде, понял... Что я нес! Пойду я, испуганно сказал Серега, глазами расте­ рявшись. От них, от растерянных глаз его, я очнулся. Серега плелся, сильно качаясь, в прихожую, я как-то вприсядку семенил за ним, пытаясь заглянуть ему в лицо, извиниться. Он отводил свой взгляд, — кажет­ ся, стыдился за нас обоих. За меня, потому что я обманул его, представясь часом раньше очень демо­ кратичным, не чурающимся на своих благополучных высотах его дерьмовой жизни, а теперь устроил деше­ вый спектакль с угрозами, и такая гниль обнаружи­ лась. Но и за себя Серега стыдился, подозревая, ви­ димо, в свуем поведении какую-то ошибку, по причи­ не которой я столь неузнаваемо переменился. Он мор- ШИЛ лоб и переживал страшно. И я переживал страш­ но, наблюдая, как он борется со своими разбитыми сандалиями, пытаясь водрузить их на ноги. Он был такой деликатный и несчастный, а смотреть на его раннюю лысину было просто невыносимо, — такой беззащитной она казалась. Ты же надежду у него ук­ рал, скотина! — вдруг понял я трезво. Ведь он пове­ рил в нас, поверил, что мы, люди из другого мира, не обходим его за версту, и вытащим, вытащим обяза­ тельно. А мы той же самой дрянью оказались, кото­ рую он каждый день вокруг себя видит и ненавидит, наверное, порой, и еще хуже, гаже, потому что выда* ем-то себя за другое. Человек живет надеждой, думал я, и когда надежда обманывает, одна, другая, деся­ тая, человек изверивается и, мстя себе, всем за то, в