Сибирские огни, 1992, № 1

ными, но одухотворенными лицами тащат по этому снегу истекающего кровью командира в медсанбат... Цока мы дотащили Витю до дивана, я придумал еще, что одна из этих санитарок безответно влюблена в раненого командира, но он любит другую и разгова­ ривает с той^^ другой, в жарком бреду, но та, другая, далеко, и сейчас, забыв свои прямые медицинские ооязанности, ведет на штурм высоты оробевших было бойцов, и ее тоже ранят чуть позже, но не смертельно, а на ее имя откликается эта, безнадежно влюблен­ ная, откликается и роняет горькие слезы от непосиль­ ной ноши и неразделенной любви... Я уже каким-то образом даже перевоплотился в эту бедную девушку с несчастной любовью, страдания мои были велики, а про вторую санитарку, то есть Серегу, забыл, но даль- неишее мое сочинение было прервано, потому что вот он был диван. Я только сказал —- нам бы с тобой еще повязки с красными крестами, но Серега не понял _ зачем. Мы свалили уснувшее тело на диван, в теле что-то булькало и лязгало, но, в общем, оно опасений не вызывало. Я включил телевизор, чтобы Вите было нескучно спать. В телевизоре показывали красивый мультфильм с чудесами. О, какая удача, он обожает мультики, сказал я. Мы вернулись на кухню допивать портвейн. Портвейна было еще порядком, и я стал быстро тяжелеть. Добавление к диалектике крутого пьянства — чем ты тяжелее, тем меньше интервалы между до­ зами и тем больше сами дозы. Будто открывается в тебе какая-то прорва, голова уже не соображает, а ты все льешь в прорву и льешь — это очень опасный и бессмысленный момент в пьянстве. Я гнал лошадей, поторапливал Серегу, который торопиться, похоже] не хотел, а разговаривать нам было не о чем. Мы бы­ ли совсем далекие и не нужные друг другу — со­ шлись вот просто, потому что Серега был алкаш, и ему было все равно, с кем пить, он помог нам до­ стать горючее и, естественно, был рядом, получал бла­ годарность, а у меня была такая полоса, а Витя отъ­ ехал. Я усиленно потчевал Серегу колбасой, он отказы­ вался вежливо, я настаивал и очень чувствительно жалел его в душе — его горькую долю. В пьянстве сентиментальные и злобные периоды диалектически сменяют друг друга, и моя вдруг прорезавшаяся сен