Сибирские огни, 1992, № 1

я ни на что не в обиде. Времени под обрез. Детство прошло — не видел. Юность прошла — на видел. Жизнь моя — вечный экспресс. Двинулась — стоны, стены, Музыка, пепел, кровь. Душно донские степи Дымом обволокло. Небо дрожит в сугробах, Могилы — следы идуьцих. Пни — как бездонные проруби. Колььга — круги утонувших. Слышу, трещат затворы. Качаются черные каски. Пальцы как будто патроны. Глаза, как кровавые кляксы. Небо. В пыли ракиты. В пыли косматые рожи. Идут по земле рахиты Сквозь малокровные рощи. Я ни на что не в обиде. Времени под обрез. Детство прошло — не видел. Юность прошла — не видел. Жизнь моя — смертный экспресс. Дворов Вечерние порядки. Дворов Вечерняя тоска... Его везла К пивной палатке На громких роликах Доска. Он был непохмелен, Калека, Тащился, Сдерживая дрожь. Без денег Плохо человеку. За деньги Грабят человека, А душу гробят Ни за грош. Он улыбнется Горько-горько, Из рук чужих Да был ли ты, Козьма Махоркин, И та проклятая Война! Войной обрезан По колени. Устал твердить себе; «Держись!» Лежит служивый На панели, Свою досматривает Жизнь... попьет вина. Красные кисти. И красная тень от рябин. Пятой скамейке капризно причудился Блок. Пятой колонне шагать и шагать на Восток. Слез водосток И ущербного солнца рубин. Время сместилось. Запутались даты веков. В памяти черной Кошмарный поход двойников. Время стреляет, И жилы по-бычьи туги. Как батоги — поседевшие плети пурги.