Сибирские огни, 1992, № 1

не видел ее и не знал: растаяла ли, как белая мороз­ ная дымка, что поутру подымалась над дальними гольцами, растворилась ли в скучной однообразной жизни, сделавшись частью ее неприметною?.. Неде- лю-другую маялся, а потом свыкся с этою не во вся­ кую минуту даюшей о себе знать, а лишь изредка ста­ новящейся острою, душевною маетою... Усталость, что надавила на плечи комиссара, бы­ ла душевного, а не физического свойства, спустя вре­ мя он ощутил в себе давешнего человека, робкого, сторонящегося неладного, и грустно улыбнулся, по­ смотрел по сторонам смущенными глазами, точно ожидая увидеть еще кого-то, но не увидел и вздох­ нул... А облака в небе все такие же искристые и белые, это радовало, казалось, для того небо и создано, чтоб сиять даже в загустевающем сумраке, для всех одина­ ковое, однако ж для давешнего человека, что нынче живет в комиссаре, чуть поласковее, чем к другим, а может, и не так, только давешнему человеку мере­ щится, что так и на сердце оттого сладко, томяще, совестно, ведь для всех небо одинаковое, а для него чуть-чуть поласковее, и говорит давешний человек: — Ну, зачем ты, иль я лучше прочих?.. Озирается с недоумением, точно хочет услышать подтверждение своим словам, но тихо окрест и щемя- ще трепетно, это ощущение наблюдается во всем, что окружает: и в зеленоватом снеге, мягко истаивающем под руками, и в дальних, сквозь облака пробившихся звездах, что нависают над землею, круглые и слабые; и в неближних гольцах есть такое ощущение. Посте­ пенно это передается человеку, что живет в комисса­ ре, и тому делается неприютно, пред мысленным взо­ ром проходят несчастные из брошенных вагонов, их много, очень много, и человек делается растерян, хо­ чет опустить глаза, чтоб никого не видеть, но не в си­ лах, и все смотрит, смотрит... живые и мертвые, оди­ наково никому не надобные, даже себе, среди мук, выпавших на их долю, вдруг поняли ничтожность и необязательность собственного существования на зем­ ле, что так сурова к ним. Скоро на душе у человека уже нет ничего прежнего, а есть другое чувство, вязкое и глубокое, и нельзя не подчиниться ему, все­ властному, мучает, мучает... Лицо у комиссара блед­ неет и руки дрожат, а промеж пальцев снег тает а