Сибирские Огни № 011 - 1991

Но книги ему не досталось. Расстроенный, он вы­ шел на улицу, и тут к нему подошел мужчина в по­ тертом пиджаке и предложил купить книгу за черво­ нец. — У меня только восемь, — Сергей вывернул кар­ маны, показывая, что у него нет больше ни копейки. — Сойдет, — мужчина сгреб деньги, сунул Сергею книгу и, припадая на ногу, засеменил через дорогу к гастроному, где стояла другая очередь, за водкой. Цветы он раздобыл у себя на Релке — в огороде бабки Марьи напластал астр. И тут ему пришла мысль подарить Аньке секундо­ мер, пожалуй, единственно ценную вещь, которую он имел. Секундомер достался ему от Гришки Дохлого, он участвовал в городской фотовыставке, получил диплом и ценный подарок — секундомер. Гришка бы­ стро свернул ему шею, хотел выбросить, затем отдал Сергею. Анька секундомер не взяла, повертела его, пощел­ кала кнопкой и вернула. Книгу, даже не посмотрев, сунула в полиэтиленовый пакет. А вот цветам обрадо­ валась. Сергей не понял. И какой толк в этих цветах. Другое дело — книга, ее можно прочитать и дать дру­ гим. В конце концов, она может лежать долго и напо­ минать о том, кто тебе ее подарил. А цветы? Через два дня засохнут, их выбросят и все. Отец никогда не дарил матери цветов — это он помнил точно. Но пом­ нил и другое. Однажды он, Сережка, нарвал жарков и принес домой. У Аньки, когда он ей неловко сунул букет, было такое же лицо, как тогда у матери. Они пошли на Ангару, сели на обглоданное водой бревно и стали смотреть на воду, на освещенный фо­ нарями противоположный берег, на темный шпиль Знаменского монастыря. Вскоре из-за горы выползла огромная луна и по воде, прямо к ногам, прибежала светящаяся тропинка. Сергей смотрел на Аньку уже не так, как раньше, он еще сам не знал, как, но чувствовал — что-то про­ изошло в нем. Все, что было прежде, показалось пус­ тым и ненужным. Только сейчас он начинал слышать, видеть и понимать все по-настоящему. Анька болтала без умолку, и он, обалделый, сидел и слушал, и что бы она ни говорила, было наполнено для него особым смыслом. Но почему-то больше всего укололо признание: оказывается, Анька боялась его просто до ужаса. Называла не иначе, как релский