Сибирские Огни № 011 - 1991

Вновь горячая молитва Прогоняет силы ада... Но ни разу за все время Не зажглась еще лампада. Пролетает год за годом. Два десятка лет минуло — И в душе у атамана Все прошедшее уснуло. Он привык к уединенью И к молитве постоянной, И ничем не искушает Старца демон окаянный. И, когда людей убитых Старцу чудились виденья, Он читал на лицах бледных Уж не злобу, а прощенье. И лицо архимандрита Скорби уж не выражало. Но любовью братски-кроткой Всепрощающей дышало. И на мантии след крови Становился все тускнее, А лицо у атамана — Все яснее и светлее. С сей природою сдружился Он, и с чистою любовью Звал с собою все творенье Сердцем чистым к славословью. Все создания и звери К старцу кроткому ласкались, Если в чаще полутемной Без боязни с- ним встречались, И к нему, порой, как в гости Ходят добрые соседи, Приходили зубры, волки И мохнатые медведи. И с природой в сердце старца Пробуждалася отрада... Только нет ему прощенья — Не горит еще лампада! * * * Три прошло десятилетья. И давно уж понемногу Проторили к келье старца Люди грешные дорогу. И к былому атаману, Душегубцу и злодею, Шел больной, шел лютый грешник — Каждый с скорбию своею. И служила старца вера С поражающим терпеньем Многим злым и грешным людям Самым лучшим поученьем. Помогал радушно старец Всем молитвой и советом, Но до сей поры лампада Не сияла ярким светом. На страстной неделе как-то Старец вышел из пещеры. На воскресшую природу Обратил с любовью взоры. Ручейки шумя бежали Из-под тающего снега. Разлита была в природе Радость тихая и нега. Сев на камень придорожный. Погрузился старец в думу, С тихой радостью внимая Треску льда и леса шуму. В этих звуках слышал прежде Он призывы к покаянью. Нынче слышал радость жизни. Весть святую упованья. Видит он: какой-то путник, Бледный, слабый и убогий. Чуть бредет к его пещере Вязкой, мокрою дорогой. Старец бросился навстречу Бедняку. Тот еле-еле Мог идти и тяжко дышит. Только слава — душа в теле.