Сибирские Огни № 010 - 1991

— Наверное, был. — Так, выходит!.. То есть, он летает туда-сюда!.. В оба конца, что ли?.. И в самом деле, как почталь­ он? Так не бывает! — Бывает или нет — откуда я?.. Но записка ведь такая... не окончательная. Написала и все, мол. Я по­ няла, что она ответа ждет. Очень. — А когда это было? — Три денька назад... нет, четыре! Конечно, я сожалел, что это случилось в мое отсут­ ствие... Не бог весть какое дело — почтовый голубь, и все же что-то вроде мальчишеской обиды, когда не знаешь толком, на кого и обижаться, я чувствовал: ведь первый, мол, тогда его увидел, заговорил с ним, в руке на кухню принес. Я и жить его приглашал — не то что иногда прилетать... И вот он вспомнил, при­ летел, а меня дома нет, меня в это время, как в на­ шей станице говорят, «где-то черт носил». Впрочем, там же и носил как раз — ездил я в родные свои края и вернулся оттуда в настроении грустном... Может, в том-то и штука, потому теперь и обидно было, что все как бы один к одному складывалось. Но что все-таки значила записка на лапке?.. Кто кому ее посылал? И почему голубь нарушил правила, которым наверняка был обучен? Хотя о почтовых голубях представление я имел самое расплывчатое, в том, что такие правила суще­ ствуют, не сомневался. Когда слышишь о голубиной почте, тут же невольно приходит мысль: тайная. Ведь и эта записка, судя по всему, предназначалась не всем и каждому: кому-то одному. Вот — кому? Отчего-то теперь казалось, будто, побольше узнай я вообще о голубях, непременно приоткроется и эта тайна. Но пока я мало о них знал. Всегда любил глядеть, как ходят они кругами в высоком голубом небе, как разом взмывают и падают с бока на бок — так слаженно, так едино, словно это не стая, а крыло ведомой асом спортивной машины, ко­ торое на повороте вокруг оси, на «бочке», то, разрас­ таясь, обращается к тебе всей плоскостью, а то стре­ мительно сужается и становится вдруг совсем неви­ димым... А как в середине стаи или чуть в сторонке, отдельно от всех, били солисты-вертуны!.. По-нашему, по-станичному, — кубыряли. Может, это было самое яркое впечатление детства, когда еще не отлученная от неба душа не сомнева