Сибирские Огни № 010 - 1991
В то время он носил длинную красивую бороду, . ему было ^5 лет, но выглядел он еще бодрым. Когда Николай Николаевич проснулся, меня пригласили к нему, и мы долго проговорили. Помню, сйт рассказал о Булгакове, о его клевете на Черткова, но, когда я заметил, что не стоит столь ко говорить об этом, потому что Булгаков сам себя этим унизил, ведь Чертков и Толстой достаточно известны во всем мире, а Бул гаков ничего собою не представляет, он ответил: «Вот именно, вот именно». Затем Гусевы меня пригласили обедать в общую столовую, но я отказался, мне было неловко, они же сказали, что гости всегда обедают за общим столом, и тогда я согласился. За столом в столовой сидели писатели и ученые, Гусев был са мый старший, и отношение к нему тут было очень уважительное. Обед нам подали вегетарианский. После обеда я стал собираться на вокзал к поезду. Гусевы пошли меня проводить. Я помню, что жена Гусева сказала о том, что Николаю Николаевичу надо ку пить новую рубашку. Гусев обратился ко мне: «Ну скажите, зачем умирающему новая рубашка?» Пройдя немного вдоль улицы, мы поцеловались и простились. Больше Гусева я не встречал. Через два месяца мне сообщили, что он умер. Наша коммуна под Москвой просуществовала недолго, хотя в хозяйственном отношении она считалась в районе образцовой. Но местные власти нас не любили, старались ущемить во всем и на конец нашли какой-то предлог, чтобы добиться от высших властей нашей ликвидации. Они нас не ликвидировали, а предложили со единить коммуну с местным колхозом, но это было для нас рав носильно ликвидации, потому что мы не смогли бы жить вместе с колхозниками хотя бы потому, что они употребляли водку и табак, матерились и признавали насилие, а мы от всего этого ушли. Ком муна на соединение с колхозом не согласилась, и коммунары разо шлись кто куда. В это время произошли два события, которые по влияли на мою дальнейшую жизнь. Во-первых, подошла воинская повинность. Я подал заявление, что не могу участвовать в военной службе по религиозным убеж дениям. Меня судили в трех верстах от коммуны в городе Воекре- сенске. В. Г. Чертков попросил, чтобы меня защищал известный адвокат Муравьев, а со стороны коммуны меня защищали два сви детеля: Ваня Зуев и Вася Шершенев. Суд вынес сравнительно мяг кий приговор: один год лишения свободы. Во-вторых, в те дни, когда судьба коммуны висела на волоске, у нас в коммуне произошел пожар: загорелся большой« двухэтаж ный дом, в котором внизу располагалась столовая, а наверху жи ли коммунары. Приехали власти, они заподозрили, что коммунары сожгли дом сознательно, и началось следствие. Меня и часть ком мунаров, весь совет коммуны, отдали под суд. В Москве В. Г. Чертков начал хлопотать: предложили эксперта по делам пожара, он исследовал трубы в сгоревшем доме, установил, что пожар про изошел от скопления сажи. .Всех арестованных освободили. Но на шей коммуны уже не было. После ликвидации коммуны меня за отказ от военной службы отправили отбывать срок в лагерь. Недалеко от города Воскресен- ска был трудовой лагерь, где находились заключенные с неболь шими сроками. Там оказался и я. Помню чувство сиротства и гру сти, охватившее меня в. лагере. Но вместе с тем было и. душевное удовлетворение, что поступил по совести. На душе у меня было легко.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2