Сибирские Огни № 010 - 1991

и они без наполнения их определенным, заимствованным опять-таки из «эмпирии», содержанием 'оказались бы беспредметными для со­ знания и потому «неработающими». И даже, в особом интуитивном или мистическом озарении созерцая глубинную реальность, выходя­ щую за пределы этого «трехмерного» мира, философ не смог бы ее описать ввиду полного отсутствия соответствующих слов — поня­ тий или образов в нашем человеческом лексиконе. К тому же, как правило, все наши слова-понятия (кроме математических абстрак­ ций) очень неопределенны. В. Гейзенберг справедливо писал по это­ му поводу: «Значения всех понятий и слов, образующиеся посред­ ством взаимодействия между миром и нами самими, не могут быть точно определены... Поэтому путем только рационального мышле­ ния никогда нельзя прийти к абсолютной истине»2. Интересно сопоставить эту мысль современного ученого и мыс­ лителя с высказыванием христианского подвижника, жившего тыся­ челетием раньше Гейзенберга, квантовой механики не знавшего и естествознанием не занимавшегося — преподобного Симеона Ново­ го Богослова. Вот его слова: «Я... оплакивал род человеческий, так как, ища необычайных доказательств, люди приводят человеческие понятия и вещи, и слова, и думают, что изображают Божественное естество, то естество, которого никто ни из ангелов, ни из людей не мог ни увидеть, ни наименовать»3. Оба эти высказывания, как видим, говорят по существу одно и то же: истина, как бы мы ее ни называли, трансцендентна рассудку. И если понятно, что невозмож­ но с помощью понятий трехмерного мира описать реалии мира п-мерного, и тем более бесконечномерного (а, быть может, бытие именно гтаково?), то тем более рассудок должен остановиться, если истина вообще иррациональна. К тому же философия, ставя вопрос об истинности познания, осуществляемого в ее недрах, оказывает­ ся в заколдованном круге. Она (как и любая формальная система) не может доказать свою истинность (что доказал Гёдель своей второй теоремой о невозможности доказать непротиворечивость формальной системы средствами самой этой системы), так как в принципе не способна выйти за пределы той рационально-эмпириче­ ской данности, которая очерчена кругом ее логико-понятийного ап­ парата. К этому выводу фактически философия пришла и в своем историческом развитии, исследуя проблему бытия. 3. Кратко путь разума на этом, историко-философском, напра лении можно представить в следующем виде. Что есть безусловно сущее? — С этого вопроса началась наша европейская философия в древней Элладе. И поскольку таковым не мог быть признан изменчивый мир, эта «неверная» наличная реаль­ ность, уже первые мыслители, милетцы, Гераклит и другие, в каче­ стве первого начала («единого во многом») утверждали то, что может быть усмотрено лишь метафизически. Однако такой догма­ тический подход, особенно перед лицом разнообразных ответов, не мог долго удовлетворять человеческий разум. В поисках того сущего, причастность к которому осмысливала бы и бытие мира и личное бытие, человек начал искать безусловного доказательства истины. Так в философии, наряду с онтологической целью, возник­ ло второе измерение — логические средства, и эти ее дпа измере­ ния — экзистенциальность и рациональность — определили всю ее дальнейшую судьбу. С наступлением нового времени на Западе умозрение стало на путь тотального сомнения. Ведь, чтобы стать «строгой наукой», философия оказалась вынужденной в решении вопроса о подлинно сущем сначала поставить вопрос о существовании самого этого су