Сибирские Огни № 009 - 1991

— И Репьев не вернул вам крест? — По моей подсказке хотел еще с Агатой Хлудневской потор­ говаться, она — богомольная старуха. Но не успел Гринька... — Почему сами не продавали? — Нельзя самому было. Меня, как облупленного, в Серебров- ке знают. — Неужели, Степан Осипович, у вас действительно нет денег? — А откуда они, Бирюков?.. Сыновья-проглоты все до копейки с меня вытягивают. — Иван говорит, что вы не помогаете им. — Слушай ты Ивана!.. Иван на меня злой за то, что с мало­ летства приучал его к труду. Приедет в гости — матери разных сладостей привезет, а мне — хоть бы рубль когда дал. Вот до чего ненависть к отцу родному человека довела... — Кто выстрелил в Репьева? — Шуруп, должно быть... — Кто это? — Холера его знает, проходимца. Тюремный дружок моего младшего... Захара помнишь? — Помню. — Дак вот, в заключении, на отсидке, они снюхались. И пасеч­ ник с ними раньше сидел. Но Гриня, как в Серебровку приехал, остепенился, хотя и попивал... Задавая вопрос за вопросом, Бирюков кое-как выяснил, что поздно вечером, накануне убийства, к Екашеву заявился пасечник Репьев с черным здоровым парнем, одетым в зеленый брезентовый дождевик. В компании с ним стал распивать самогон. При этом Екашев объяснил Антону, что пятидесятилитровую флягу «косо- рыловки» он выгнал еще весной из порченой свеклы, которую за ненадобностью выбросили в отвал на колхозной свиноферме, и что продавал свою продукцию «почти за бесценок, да в придачу к пол­ литровке ложил еще луковицу на закуску». Из разговора подвыпивших собутыльников Екашев понял, что вместе они провели не один год в колонии, но Репьев освободился давно, а парень — недавно. Вспоминали они и Захара. Потом па­ рень завел разговор о Барабанове. Чего он говорил, Екашев не понял, но Репьев стукнул кулаком по столу: «Ну, Шуруп! Как ты до такого додумался? Я ж ни за какие деньги на мокруху не пой­ ду — с меня семйлетки хватит, которую отдубасил. А тебя, если хоть одну душу в Серебров,ке пришьешь, заложу, как последнего гада, или придушу своими руками!» После этого парень притих видать, побаивался Репьева — и, когда Репьев во зле ушел, спро­ сил у Екашева: «У тебя, пахан, завалященького ружьишка не най­ дется? Хочу уток на серебровоких озерках попугать». Екашев при­ нес из амбара старый обрез, из которого иной раз тайком стрелял собак, чтобы добыть себе на лекарство сало. Парень привязался —