Сибирские Огни № 009 - 1991

— А чинить кто будет? — обреченно пробормотал Екашев. Су­ нув руку в карман грязных заношенных штанов, он кое-как отыскал ключ и со злостью швырнул его на землю: — На, Кротов, подавись!.. Сажай меня в тюрьму, а я к вечеру подохну... Велика радость тебе будет?.. Замок никак не открывался. Пока участковый раз за разом проворачивал ключ, с улицы в екашевский двор, чуть не крадучись, вошли дед Лукьян Хлудневский и кузнец Федор Степанович Полов­ ников. Антон хотел было тут же выдворить незваных свидетелей, но, подумав, что понятые все равно разнесут по селу подробности, смолчал. Наконец замок щелкнул. Из амбара потянуло застойным запа­ хом плесени. Бирюков вошел в амбар вместе с Кротовым и поня­ тыми. Кругом стояли рассохшиеся старые бочки, громоздились друг на друга какие-то. пустые ящики. Слева от входа стоял зам­ кнутый на такой же замок, как амбарная дверь, старинный сундук Рядом лежали велосипедные колеса с погнутыми ржавыми спицами, негодные обручи от бочек. В дальнем углу темнело дощатое соору­ жение наподобие ларя. Над ним пристроились широкие полати, за­ валенные изношенной вдрызг обувью. Все было так густо покрыто пылью, что рыться в этом старье не имело смысла. Слой пыли по­ крывал и прогнивший пол амбара, по которому тянулась дорожка следов к замкнутому сундуку. — Надо посмотреть, что там, — показывая на сундук, оказал участковому Антон. Прижавшись к дверному косяку, в амбар тревожно заглянул Екашев. Участковый спросил: — Ключ от сундука подашь, Степан, или взламывать будем? — Ломай, Кротов, чужое добро. Курочь без жалости! — Попробуйте амбарным ключом, замки с- виду одинаковые, — подсказал Бирюков. Замок действительно открылся. Кротов поднял тяжелую крыш­ ку. Сундук наполовину был заполнен старыми сапожными заго­ товками, покрытыми зеленоватой плесенью. В одном из углов заго­ товки поднимались бугром и, судя по стертой плесени, их недавно ворошили. Участковый быстро разгреб бугор и неожиданно, сам удивившись, достал из сундука добротные кирзовые сапоги с засу­ нутыми в голенища портянками из домотканого холста. Увидев их, дед Лукьян Хлудневский чуть не уперся бородой в лицо рядом стоящего кузнеца: — Федя, кажись, Гриньки-пасечника обувь! — По размеру вроде его, — растерянно сказал кузнец. — Портянки Гринькины! — заволновался дед Лукьян. — Это моя Агата по весне ему кусок холстины отдала за то, что воску ей на лампадные свечки принес. — Иуда-предатель! — вдруг взвизгнул Екашев.