Сибирские Огни № 009 - 1991

ником цеха в «Рембыттехнике». Вот когда в моем распоряжении спирту имелось, хоть ноги мой... Краем уха слушая пьяную болтовню Тюрина, Бирюков старал­ ся мысленно представить Коробченко. Из всех свидетельских пока­ заний выходило, что Жора — трусливый хвастунишка, рано при­ страстившийся к спиртному. Такие люди обычно бывают слабо­ вольными... А если трус завладеет оружием?.. — Макар Григорьевич, — внезапно обратился к Тюрину Антон, — Коробченко не хвастался наганом? — Нет! От сырости у него наган заведется?.. — Тюрин уста­ вился на Антона. — Ты, слушай, не из милиции?.. — С чего вы взяли? — Очень занозисто про Жорку расспрашиваешь. — Это из любопытства. — Ну, да... Бирюков улыбнулся: _ Если бы я сотрудником милиции был, разве опохмелил бы вас?.. Тюрин задумчиво погладил лысину: — Пожалуй, нет... Милицейские сотрудники сразу — под ручку и: «Гражданин, пройдемте в спецмашину!» Ты, наверно, боишься, что Жорка ночью ограбит? Плюнь! С твоей комплекцией можно щелчком его на лопатки уложить. Ну, если сомневаешься, чего еще об этом сверчке тебе рассказать? — Как он одет? — Говоря по-японски, кимоно-то плоховато. Старые джинсы с заплатанными коленками, рубаха синяя — так себе. Правда, куртка болоньевая и шляпа фетровая — ничего. И черные очки — тоже, видать, дорогие, в желтой оправе. — Всегда в очках ходит? — Очки у него вроде маскировки: то снимет, то наденет. Вот шляпу на улице не снимает — позорной прически стыдится. С другом, говорит, поспорил на коньяк и обкорнался наголо, как уголовник. Алкаш! На трезвую голову такую глупость не отмо­ чишь. — Почему он вместе с вами за переводом не пришел? — Поехал к знакомой. Мы с ним договорились сойтись в семь вечера за рестораном «Садко». — Тюрин глянул на часы. О-ёй! Время-то седьмой час кажет. Надо пощекотать выдавалыцицу пе­ реводов... — И, поднявшись с места, торопливо ушел к окошечку, где выдавались денежные переводы. Несколько минут он что-то доказывал «выдавалыцице», совал в окошечко паспорт с доверенностью, но в конце концов сердито махнул рукой и мрачнее тучи вернулся к Бирюкову. Возмущенно заговорил: