Сибирские Огни № 009 - 1991
— Неубедительно отвечали. Сами, Николай Николаевич, посу дите: разве взятое у пасечника колесо может послужить поводом для обвинения цыган в убийстве? Уезжая из Серебровки, вы чего- то другого испугались... Чего? Не отводя от Бирюкова немигающих глаз, Козаченко словно воды в рот набрал. Светлая половина лица его нервно вздрагива ла, как будто ее кололи иголкой. Чтобы не играть в молчанку, Би рюков заговорил снова: — И еще неувязка, Николай Николаевич, получается... Никто из находившихся в таборе не видел, как угнали вашу лошадь. А ведь прежде, чем угнать, лош’адку запрягли в телегу... — Ромка, сын мой, запрягал кобылу, — неожиданно сказал Козаченко. — В столовку с братом хотел съездить. — Столовой в Серебровке нет. — В Березовку хотел ехать. Пока братана будил — кобылу угнали. Сказанное могло быть правдой, однако чувствовалось, что Ко заченко боится запутаться в своих показаниях. — Кто избил Розу? — спросил Бирюков. — Гришка-пасечник. — За что? — Пьяный, собака, был. Кнутом хлестал. — У него не было кнута. Козаченко напружинился: — Кобылу Гришка на пасеке держал... Как без кнута с кобы лой?.. — Не было у Репьева кнута, Николай Николаевич. Козаченко хотел что-то сказать, но передумал. Чуть приоткрыв шись, он тут же замкнулся, как испуганная улитка. Проводив его, Бирюков снял форменный пиджак — появляться в цыганском та боре в милицейской форме не имело смысла. Заглянувший в каби нет Слава Голубев спросил: — Что толкует Козаченко? — Ничего конкретного. У тебя какие успехи? — Больницы обзвонил — никаких раненых за последние двое суток. Сейчас начну по фельдшерским пунктам шерстить. — Давай, шерсти. А я попробую встретиться с Розой. Три серых цыганских палатки пузырились за домом прокурату ры, на опушке соснового бора, рассеченного широкой лентой шос сейной дороги, уходящей из райцентра на восток. У обочины шос се, метрах в двадцати от палаток, пустовал синенький летний па вильон автобусной остановки. Бирюков подошел к павильону и присел на скамью. Будто дожидаясь автобуса, стал присматри ваться к табору. У крайней от дороги палатки старая цыганка в пестром наряде сама себе гадала на картах. Чуть подальше от нее молодой чуба
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2