Сибирские Огни № 008 - 1991
Отвернулся от окна, хотел уже вернуться на свое место, но тут подскочил к въезду, подвывая мотором, юркий микроавтобус и санитары, ловко распахнув двери, вытащили за руки за ноги рос лого, бородатого человека. Положили его на асфальт и закурили, видно, дожидаясь, когда им подадут каталку. «Странно, а почему этого привезли отдельно?» Павел вгляделся в человека, распростертого на асфальте под электрическим светом, и узнал Юродивого. Тот лежал неподвижно, запрокинув голову, словно смотрел в небо. Серая рубаха до самого подола разорва лась, разъехалась, и голое тело казалось в свете фонаря желтым, а кованый крест на груди — черным. — Соломея, иди сюда. Скорей иди, смотри. Видишь? Это он мне сказал про тебя. У «Свободы» подошел и сказал. — Я его тоже знаю, — отозвалась Соломея. — Он меня в тот вечер у храма встретил. Странно так говорил, я почти ничего не поняла, а сейчас, кажется, начинаю понимать. Только он ошибся, наверно... — Ошибся? Почему? — Он во мне ошибся. Он подумал, что я какая-то особенная... А я... Ой, гляди, куда они его? Санитары, затушив окурки, подняли Юродивого, подтащили к крыльцу и положили на нижней ступеньке. — Павел, выручить бы его... Жалко ведь... — Ты что, смеешься? Нам тут враз головенки открутят, пик нуть не успеем. — Но жалко ведь, Паша! Жалко! — Да пойми ты — его уже нет. Нету его! В природе нету! Из больницы привезли, уже наколотого! Одно тело осталось! Тело — и все! Он завтра очнется и сам себя не вспомнит. Это ты пони маешь?! Соломея замолчала и снова приникла к окошку. Ее сухие глаза поблескивали, и она молча, без слез, плакала. От жалости к Юро дивому, от своей беспомощности и оттого, что весь этот мир, с его санитарами, фургонами, лишенцами, твердозаданцами и соб ственными мытарствами в нем, представлялся ей каменной, ровной стеной, замкнутой в круг, и вырваться через нее, пробиться — не было никакой возможности. Но если и так, пусть даже так, не ужели нельзя ничем помочь запертым в стенах? А, может, просто надо захотеть и если уж не помочь, то хотя бы облегчить страда ния тех, кто маялся в этом мире, лишенный последнего — ра зума? А чем и как — облегчить? Соломея не знала. Но, движимая жалостью, подчиняясь ей и больше уже ни о чем другом не думая, отошла от окна. Павел стоял к ней спиной и не видел, как в темноте, прямо по матрасам, Соломея направи лась к мутному выходу с чердака, перелезла через высокую, на ребро прибитую доску и стала спускаться вниз по шаткой желез ной лестнице. Тонкие поручни наледенели от ночного холода и жгли ладони. Сама лестница покачивалась, а в спину Соломее тычками бил ветер. Повиснув на последней перекладине, Соломея не достала земли. Когда залезали сюда, ее подсаживал Павел, а сейчас она была одна и боялась разжать ладони, будто висела над пропастью. «Если ничем не могу помочь, то и не надо туда идти. Ведь он даже не услышит меня... Значит, вернуться?» Не знала ответа, но чей-то неслышный голос подсказывал, что нужно идти. Соломея разжала пальцы.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2