Сибирские Огни № 008 - 1991

— У вас большая семья была? — Такая же, как у вас. — Ка... как у нас? Ты откуда знаешь? — Да вот узнал. Я про тебя, Соломея, все знаю. Как ты отца пошла выручать, чтобы его в лишенцы не записали, а начальник тебя... И как ты мать с двумя сестренками тянула, а когда заболе­ ли они и спасать их надо было, решилась ты свою жизнь ради них положить. Сама в бывшем цирке оказалась, а родные загинули. Понять не могу — как ты можешь еще прощать после этого? ■— И ты простишь. А как ты про меня узнал? Когда первый раз пришел? — Нет, после того. Я раньше думал: если вокруг все люди дрянь, то и я... Оправдание у меня имелось. А тебя встретил, и мозги в обратную сторону повернулись. Ты же как укор. Если бы в Бога верил, я бы на тебя молился, может, и мне бы какое облег­ ченье досталось. — А ты поверь и молись. Бог силы даст. — Не-е-т, поздно мне молиться. Я, Соломея, такое видел! Если и Бог видел, то как же допустил? — Да потому и допустил, что люди от него отшатнулись, дья­ вол правит, а не Бог! — Ну, не знаю кто! Только молиться не буду, у меня душа об­ горела, как головешка, а на головешке зеленых листьев не бывает. Оборвалась моя молитва... Он осекся и замолчал, стиснул зубами вонючую, грязную мат- расовку, задавливая в себе крик. Ему хотелось кричать на весь бе­ лый свет, рушить этот мир, в котором он натыкался на одни ко­ лючки, но возможности даже для простого крика у него не было, и Павел, пытаясь уцепиться хоть за какую-то малость, которая дала бы успокоение, неожиданно стал рассказывать о себе. Не о себе-охраннике, как он недавно кричал, а о себе-мальчике, в нача­ ле жизни. Прошлое проступило так зримо, что он протянул руку в темноте, надеясь дотронуться до верхней ступеньки крыльца, где торчал в середине широкой плахи крупный сучок. В жару сучок плавился, на нем вызревали крупные капли смолы. Прижмешь ладонь к каплям, она приклеится, потянешь на себя — смола тре­ щит и ладони щекотно. Потом еще долго носишь на коже смоле- вый запах. Однажды, в летний день, Павел сидел на крыльце, прижимал ладонь к расплавленному сучку, в глаза ему светило блескучее солнце, он щурился и не сразу увидел, что в ограду во­ шел отец. Навстречу отцу выбежала из дома мать, в голос запри­ читала. Отец гладил ее по плечу, повторял, не переставая, два слова: «Продали, мать, продали...» Павел не понимал, что продали, не понимал, почему плачет мать, а отец от нее отворачивается. Ему захотелось обрадовать родителей, и он закричал: «Смотрите, у меня рука приклеилась!» Но родители только глянули на него й ничего не сказали. Так и осталось в памяти: блескучее солнце, липкая смола, запах ее на ладони, а еще: высокое над головой небо и там, в небе, кор­ шун. Раскинув серые крылья, не шевеля ими, коршун чертил плав­ ные круги над домом и стягивал их все уже и уже. Ночью родители собирали вещи, складывали их в мешки, а ут­ ром приехала машина и мешки погрузили в кузов. Семья вышла на крыльцо, мать поцеловала верхнюю ступеньку и заставила де­ тей, чтобы они тоже поцеловали. Павел вытянул шею и прикоснул­ ся губами к сосновому сучку, прохладному в ранний утренний час.